– Молодцы, быстро добежали. Благодарю за службу.

Ребята уронили носилки и кинулись к светлому прямоугольнику открытой двери, в котором маячила фигура гологолового. Тот почему-то растопырил руки, словно попытался их удержать, но две крупные фигуры, мелькнув в проеме, сшибли его с ног. Гологоловый упал, а выскочившие носильщики налегли на дверь, пытаясь ее захлопнуть. К сожалению, они не учли того, что голова сбитого ими с ног сообщника осталась в комнате. В этот момент в комнате зажегся свет, ярко озарив валявшуюся на пороге безволосую голову, прижатую дверью. Выпучив глаза, голова пыталась убраться в коридор, выхрипывая при этом: «Носилки, гады… Носилки бросили». С другой стороны, все попытки головы покинуть помещение пресекались двумя здоровыми мускулистыми телами. Только когда я сделал шаг по направлению к двери, голове неимоверным усилием, в кровь обдирая уши, удалось юркнуть за дверь. Та с грохотом захлопнулась, и загремевший засов обозначил победу стражи над озверевшим пришлецом.

– Чары наводил, чары наводил… Он же всю дорогу не спал. Он же мог нас враз порешить… – явственно забубнил возбужденный голос переднего.

– Я маленьких не обижаю, – громко ответил я. – И вообще, сегодня День защиты насекомых!

За дверью замолкли и затаились.

Я осмотрел свое новое обиталище. Комната была немного меньше прежней, без окна, но при этом обшита деревянными, похожими на дубовые, панелями. На беленом потолке прилепился круглый матовый светильник. В углу стояла узкая кровать, застеленная темно-зеленым тонким одеялом в зеленом же пододеяльнике. Подушечка была мала. Больше в комнате ничего из мебели не было. Зато на стене, над кроватью, висела большая картина, изображавшая нечто вроде большой включенной газовой горелки, посередине которой сидел, опутанный цепями, голый старик с блаженной улыбкой во весь беззубый рот, а вокруг во всевозможных довольных позах расположилась толпа народу, наслаждавшаяся видом голого старца. Судя по всему, я лицезрел изображение сожжения пришлеца в синем пламени. Из картины явствовало, что процесс сожжения доставлял сжигаемому неизъяснимое блаженство, но почему он был голый? А может, местный художник просто так видел?

Я стянул пояс, повесил его на спинку кровати и, улегшись поверх одеяла, стал ждать. Определить время суток не было никакой возможности, и постепенно мне стало казаться, что утро уже давно наступило, что Красный Магистр, по каким-то своим соображениям, перенес время казни или совсем отменил ее. А может, в Искру ворвались мои сподвижники, возглавляемые Вечником, и Леди уже заплевала все наличные вооруженные силы Магистра, включая его самого, и теперь они разыскивают меня по казематам замка, а я, перенесенный злодеями в неизвестное зачарованное место, буду гнить здесь до самого своего конца, поскольку из тех, кто знал, куда меня запрятали, в живых никого не осталось… В общем, воображение мое не на шутку разыгралось.

И вот, когда я уже решил, что ждать больше нечего и надо попробовать поковырять дверь да потихоньку прорубаться к своим, противоположная стена комнаты замерцала слабым желтоватым сиянием и медленно растаяла.

Моя комната превратилась в своеобразный эркер довольно большого сумрачного зала, богато украшенного позолоченной лепниной, с великолепным мозаичным паркетом на полу. Мебели было мало, и она теснилась к стенам, оставляя в центре большое свободное пространство. По залу в одиночестве прохаживался высокий моложавый мужчина с правильными, резкими чертами лица. Его одежда, выдержанная в оранжево-желтоватых цветах, состояла из высоких кожаных сапог, в которые были заправлены широкие бархатные штаны. Талию незнакомца охватывал кожаный расшитый пояс с висящими на нем богатыми ножнами, из которых торчала затейливая витая гарда длинной рапиры. Свободная оранжевая рубашка, обшлага и ворот которой были отделаны широкими кружевами, оставляла открытой шею и верх груди. В распахе рубашки на тяжелой, кованой золотой цепи красовался медальон, очень похожий на медальон Красного Магистра, только вместо рубина его украшал золотистый топаз. Каштановые с рыжим отливом кудри прикрывал оранжевый бархатный берет с длинным лохматым оранжевым пером, схваченным бриллиантовой брошью.

Оранжевый Магистр, а это был без сомнения он, задумчиво вышагивал по свободному пространству зала, не замечая, что кованые каблуки его сапог безжалостно царапают бесценное мерцание паркета. Наконец, он соблаговолил обратить внимание на мою персону, возлежавшую на узкой тюремной койке.

Он остановился, внимательно и, как мне показалось, доброжелательно меня разглядывая. Затем, должно быть, удовлетворенный осмотром, проговорил про себя своим неприятным высоким голосом:

– Действительно, Алый Вепрь собственной персоной. Вот так, не зная, встретишь и не догадаешься, что это опаснейший пришлец.

Я пренебрежительно фыркнул и достаточно зло ответил:

– Это чем же я так опасен?

– Я ознакомился с протоколом твоего допроса. Мне кажется, что человек, поставивший целью насильственный захват власти, всегда чрезвычайно опасен для людей, этой властью владеющих. Тем более такой способный человек, как ты.

В его голосе явно проскальзывали вопросительные интонации.

– А ты напрасно отказался присутствовать на этом так называемом допросе. Если мне предоставят пару листов бумаги и перо, я составлю не менее интересный протокол допроса Красного Магистра, из которого будет следовать, что он замышляет уничтожить всех других членов Совета, включая Серого, и при этом отравить половину населения Мира.

– И я вполне допускаю, что твой протокол будет истинным! – довольно рассмеялся Оранжевый. – Но пока что мы имеем только то, что имеем. Посему приговор магистерского суда, как тебе уже сказали, окончательный и обжалованию не подлежит. Впрочем, для любого пришлеца, каким бы необычным он ни был, закон и традиции требуют только казни, и только такой казни. – Магистр вновь стал серьезным и задумчивым.

– Значит, у меня не было никакой надежды мирно вернуться назад и нет никаких прав для защиты от вашего произвола?

– Мирно вернуться назад… – удивленно протянул Оранжевый. – Пожалуй, нет. Ты слишком ценная, сильная и в то же время беспомощная фигура, чтобы не попытаться тобою воспользоваться. У тебя был только один путь – затаиться, обрести магическое могущество и попытаться, уничтожив Совет, полностью захватить власть в этом мире. Имеются предания о том, что некоторым, очень немногим, пришлецам это удавалось. Ты же повел себя настолько откровенно, что мне не понятно, как тебя не схватили в первый же день. Теперь твоя смерть принесет твоему убийце такие серьезные выгоды, что остановить ее никто не в силах.

– Даже Серый Магистр?

– Даже Серый Магистр. Тем более что он в дела пришлецов, как правило, не вмешивается. Ему хватает забот с разборками между магистрами.

– Ты ловко ушел от второй части моего вопроса о правах казнимого пришлеца, даруемых ему вашими законами и обычаями.

Магистр внимательно посмотрел на меня:

– Я, к сожалению, почему-то совершенно не читаю твою мысль. Это очень необычно и для меня неудобно. Но ты задаешь слишком точные вопросы, чтобы не появилась уверенность в твоей довольно глубокой осведомленности. К тебе кто-то спускался для приватной беседы? Тебя кто-то ориентировал в происходящем?

– Магистр, если на каждый мой вопрос ты будешь задавать два, мы оба останемся без ответов. Поэтому я отвечу на твои вопросы в надежде на твои ответы. Видишь, я вполне лоялен. Нет, ко мне никто не спускался для приватной беседы. Я никого не видел, кроме одного охранника с голой головой и двух смешных ребят, которые перетащили меня из Искры сюда на носилках.