И эта простая догадка неожиданно стала своеобразным катализатором или, вернее, ключом, мгновенно открывшим его подсознание, его недоступную ранее память! А в этой памяти лежали воспоминания об огромном количестве самых разнообразных запахов. Он вспомнил запах пыльцы с крылышек бабочек и аромат парашютиков одуванчика, смрадную вонь атакующей стрекозы и тонкое благоухание ограненного сапфира…

Со звуками было значительно сложнее. Он, например, быстро вспоминал, что когда-то слышал ритмичный, как стрекот кузнечика, шорох, тянущийся из-под пола мастерской, но совершенно точно не знал, кто или что именно производит этот звук. И так было с большинством вновь услышанных звуков.

Наконец Вотша решился снова открыть глаза. Его снова ослепило сияние разноцветных пятен, но на этот раз ему удалось сосредоточиться, определить границы, разделяющие эти пятна, рассмотреть предметы, принявшие новую, необычную окраску. И сразу пришло понимание, как и почему изменилась окраска предметов, но…

Вотша встал и, медленно, осторожно ступая по странным темно-синим доскам пола, двинулся к входной двери. Подойдя, он распахнул дверь, окрашенную в разные оттенки желто-оранжевого цвета, и вышел во двор. Первым делом он вскинул голову и посмотрел в небо, и ему показалось, что сквозь прозрачную синь воздуха он видит мерцание звезд! Чуть опустив взгляд, он увидел недалекий, иззубренный окоем леса и понял, что может рассмотреть каждую иголку на каждой лапе каждой сосны, стоящей на опушке. И только в одном месте его глаза теряли свою необыкновенную остроту, там, где ночью над изумрудной зеленью хвои черноту ночного неба размывало оранжевое гало Волчьей звезды!

Вотша долго вглядывался в странно мутное, оранжевое пятно, повисшее над зеленью леса, словно пытаясь рассмотреть некую тайну, скрытую за этой зловещей кляксой, и вдруг ему показалось, что нечистый оранжевый свет начинает рассасываться… растворяться в проглядывающей сквозь него синеве. Прошло насколько секунд, и оранжевое пятно совершенно исчезло, а вместе с ним исчезли и четко видимые до этого лапы елей — они потеряли свою особость, слились в общий темно-зеленый фон.

Вотша резко обернулся и посмотрел на дверь… Она была привычного цвета — серого, старого, омытого дождями дерева. Он понял, что к нему вернулось его обычное зрение, исчез его поразительно чуткий слух, звериное обоняние… Он вновь стал обычным извергом. На секунду он ощутил себя покалеченным, и жгучая обида затопила его, но в ту же секунду раздался голос тетушки Барбы:

— Изверг, зелье на тебя действует странно!..

Извергом тетушка Барба называла Вотшу только в минуты очень сильного волнения, поэтому он насторожился. Обернувшись, Вотша посмотрел на травницу, но ее лицо пряталось в полумраке комнаты, и тогда он спросил:

— Странно?.. Почему странно?

— Потому что обычно капля зелья действует не более минуты, а на извергов и того меньше, ты же находился в состоянии обостренного восприятия не меньше трех минут! И еще, любой изверг, попробовав этого зелья, сразу после окончания его действия требует новой порции и готов ради нее на все! Не потому, что зелье вызывает привыкание, просто желание вернуть обостренное восприятие Мира в первые мгновения после его потери непреодолимо. А ты, перейдя к нормальному восприятию, молчишь. Неужели тебе не понравилось… неужели ты не хочешь вернуть себе все краски Мира, все его звуки, запахи и вкусы?! А ведь ты еще ничего не потрогал, ты не представляешь, какова на ощупь, ну, например, кора березы!

Произнося эти слова, тетушка Барба сделала пару шагов в сторону Вотши, и тот наконец смог рассмотреть ее лицо. На нем ясно читалось удивление и любопытство.

— Хотелось бы мне, чтобы ты попал в лабораторию моего отца — такое интересное отклонение! Он был бы поражен!

— Ты хотела бы, чтобы многоликий ставил на мне опыты? — без иронии, но с каким-то странным интересом полюбопытствовал Вотша.

Травница враз потускнела, лицо ее сделалось скучным и слегка растерянным, потом она резко отвернулась и пробормотала:

— Ну, это чисто… научный интерес. Вполне возможно, что твоя необычная реакция вызвана не уникальностью твоего организма, а неточностями в процессе изготовления зелья.

Барба отошла к боковой стене, открыла один из шкафов и стала выбирать посудину для очищаемого настоя. Вотша продолжал стоять у входа в мастерскую, не зная, чем заняться, и тут травница вдруг сказала:

— Иди-ка ты, Вотушка, погуляй. Ну, хотя бы в лес. На сегодня для тебя работы не будет!

Изверг Вотша прожил в этой деревне еще два года. Весной, когда приближалось время появления сборщиков откупа, тетушка Барба отсылала его на дальнюю делянку, разбитую ими в глухой чаще ближнего леса. Там изверг находился около месяца, так что больше он ни разу не встретил многоликих. Когда Вотша на третий год вернулся с делянки, он нашел на месте деревеньки уже погасшее пожарище — многоликие спалили деревню и уничтожили всех ее жителей, а за что, он так и не узнал. Из всех деревенских построек странным образом уцелела только мастерская тетушки Барбы. Саму травницу Вотша нашел в ее мастерской, она лежала бездыханная рядом с рабочим столом. Никаких ран на ее теле Вотша не обнаружил, так что, скорее всего, она умерла своею смертью, а возможно, ее сердце, уже начавшее давать сбои, не выдержало разгрома и гибели деревни. Оба шкафа с готовыми снадобьями оказались пусты, но маленький тайник, устроенный травницей в погребе сгоревшего дома, остался нетронутым. Вотша похоронил свою учительницу на травном огороде, среди любимых ею растений, забрал из тайника его содержимое — кошелек с монетами и несколько флаконов с различными снадобьями, и двинулся к южным горам в надежде отыскать айл Уругум, а в нем кузнеца Вагата.

Большой разномастный караван тянулся по выжженной солнцем степи, уже готовой принять первые осенние дожди. Впереди на статных западных лошадях ехали трое: многоликий Айрыс из стаи южных сайг, чуть позади — его лучший дружинник Кайсун и изверг Бамбарак, лекарь из стаи западных медведей.

Айрыс со своей свитой возвращался домой с Запада, где, переезжая из города в город, из деревни в деревню, вел обменные дела. В столице западных волков товары, которые он привез из своих земель, закончились, и сайг решил возвращаться. К тому же именно в это время он получил из дома известия, которые заставили его поторопиться с возвращением. Узнав, что обменщик из стаи южных сайг намерен возвращаться домой, к его небольшому, всего в двенадцать повозок, каравану присоединились пятеро частных обменщиков-извергов с Запада. Все они были из разных стай, все были не слишком богаты — не больше двух повозок у каждого, а потому путешествовать с многоликим на его родину было для них большой удачей. И, конечно же, все пятеро надеялись на серьезную прибыль!

При выезде из города к ехавшему впереди каравана Айрысу приблизился незнакомый изверг, сидевший на весьма неплохом жеребце. Поклонившись с седла, к которому были привязаны два небольших дорожных мешка, он обратился к многоликому на языке южных сайг:

— Доброй тебе охоты, многогранный, пусть будет обильной твоя добыча!

Айрыс оглядел молодого изверга, отметил про себя добротность его одежды и стать коня, но ответил с привычной небрежностью:

— Чего тебе надо, изверг?

— Позволь мне ехать в твоем караване, многогранный Айрыс, — с новым поклоном попросил изверг.

Многоликий окинул изверга взглядом и с высокомерной усмешкой поинтересовался:

— На что ты нужен мне, изверг?

— Я неплохой лекарь, многогранный, и имею хороший запас лечебных снадобий, — еще раз поклонился изверг. — Я хорошо владею оружием… любым оружием, и могу быть полезным в качестве воина…

— Ты владеешь оружием?! — Многоликий Айрыс расхохотался и, обернувшись к своим спутникам, крикнул: — Вы видели это чудо — изверг владеет оружием!!!

Снова повернувшись к остававшемуся серьезным извергу, он еще раз оглядел его и насмешливо спросил: