Вышли мы сюда, на опушку леса, без особого труда. Ох уж эти так называемые леса на западе континента. Я уже говорил, что по сравнению с огемскими пущами и болотами тут прогулочные парки культуры и отдыха. Разве что без колеса обозрения и других аттракционов.

Аттракцион устроили мы. Вывел я на опушку всю батарею «элик», посадил на прямую наводку в засаду, туда, где железная дорога делает довольно крутой поворот. Замаскировались. Дождались гостей. И когда бронепоезд на повороте скорость сбросил, врезали по паровозу, за неимением бронебойных болванок, обычным фугасным снарядом с выкрученным взрывателем. Паллиатив, конечно. Но что делать, что делать? Добавили фугасными гранатами. Всего два залпа девяти орудий по паровозу и колесным парам вагонов… Зато четырьмя дюймами.

И все.

Дистанция-то пистолетная.

Выживший контуженный экипаж драгуны безжалостно добили. Не успел я их остановить. Ненавидит кавалерия бронепоезда. Всего-то чуть меньше, чем дирижабли.

Остальная бронетехника нашей конно-механизированной группы обеспечивала в это время штурмовикам захват самого разъезда. В основном в роли старшего брата в песочнице. Достаточно было просто ее присутствия.

Драгуны, грамотно используя складки местности, блокировали все окружающее пространство.

Все как в старой песенке: «Ах шарабан мой, колеса стерлись… Вы нас не ждали, а мы приперлись…»

Разъезд взяли с лету.

С наскока.

Хотя пострелять пришлось. И все-таки пистолеты-пулеметы в боях на коротких дистанциях среди плотной застройки – это действительно вундервафля. А когда ими вооружен целый батальон… да против старых однозарядных винтовок роты тылового охранения, в которой служат дядьки третьего срока мобилизации…

– Все трофеи с бронепоезда ваши, подполковник. Но за это поможете нам разграбить разъезд. Добро?

– Не увлекайтесь особо трофеями, майор, – дал мне совет седоусый драгун, упаковывая свой бинокль в кожаный футляр. – Сколько хороших кавалерийских командиров на этом погорело… Тьма. Ушедшие боги учили, что жадность – грех, а умеренность – благо. Это правило помогло мне дожить до седин в пяти войнах.

– Такие уж мы люди – бронемастера, – усмехнулся я. – Без необходимого как-нибудь проживем, а вот без лишнего никак не сможем. Но вы не беспокойтесь, подполковник, что сами не съедим, то обязательно понадкусим, но врагу целым не оставим.

Двух драгун, которые, заливши глаза трофейным спиртом, вознамерились в победном восторге сжечь состав, в котором ничего вкусного, с их точки зрения, не нашлось, так, ерунда – керосин в бочках, снаряды для капонирной артиллерии, патроны республиканских калибров да оборудование полевого госпиталя – пришлось расстрелять перед строем.

Их полковник не возражал только потому, что на соседней ветке стоял эшелон с сеном, овсом, горохом, копчеными свиными окороками, крупой и растительным маслом. Главное, с овсом и сеном, потому как настоящий кавалерист сначала заботится о коне и только потом о себе.

– Идиотизм не лечится, майор, – буркнул кривоногий жилистый полковник и втянул и так впалые щеки, когда я озвучил свое мнение, что за такое поведение его подчиненных лоб зеленкой мажут. – Делайте с ними что хотите. Вы – командующий группировкой в отрыве от основных сил. Ваше право. Я подпишу приговор, только найдите еще одного офицера в трибунал не из моего полка.

Это драгун еще такой сдержанный. А я пришел в бешенство не только из-за керосина, который был в моих самоходках основным топливом. Через главный путь напротив «приговоренного» пьяными драгунами состава стоял неразгруженный эшелон с четырехорудийной корпусной батареей. Длинные шестидюймовки. К каждой пушке прилагался угольный рутьер в качестве тягача. И еще четыре рутьера обеспечения с прицепами стояли на полувагонах. И положенный боекомплект в теплушках.

Еще со Средневековья повелось, что пушки – главный трофей для командования. И чем больше пушки размером, тем больше славы. В принципе нам бы их и горелыми засчитали за подвиг, но… я как раз обдумывал мысль, как бы приспособить этот ценный трофей для обстрела с тыла республиканского укрепрайона. А тут эти… самки собаки с факелами. Еле вагон потушили.

В целях экономии расстреляли дурных драгун из трофейных винтовок. Перед строем полка. Чтобы другим неповадно было. А то у некоторых солдат от обилия трофеев крышу сносит очень капитально. До того, что высшей радостью становится индейский потлач[139]. Кайф от бессмысленного уничтожения хороших и полезных вещей.

Спустили с платформ рутьеры с прицепами, нагрузили их полевым госпиталем и погнали по зимнику в давно присмотренный овражек за новыми позициями нашей пехоты. А в тыл отправили четверку вестовых в штаб армии со слёзницей «прислать врачей принимать такое чудо».

Заодно отправил донесение командарму графу Далинфорту с предложением одновременного артиллерийского удара по бетонному укрепрайону, оседлавшему железную дорогу. Отдельно приложил список ракетных кодов для согласования действий. Чтобы когда с вражеского тыла пойдут мои штурмовики брать ДОТы, то не попали бы они под «дружественный» огонь.

Реквизировали все сани, которые только нашлись в округе. Переставили на них пулеметы с тачанок, и послал я эскадрон драгун с отделением саперов встречать тот эшелон, который я увидел с воздуха. «Коломбину» еще за ними закрепил для усиления.

Копали позиции со стороны полуокруженного укрепрайона. Обложить его как следует по передовой науке инженера Вахрумки у меня сил нет. С юга вообще только редкая завеса кавалерии нас стережет. Вся надежда на бронетехнику.

Всем нашлась работа. А после расстрела идиотствующих драгун все показывали чудеса трудового героизма.

Все же у меня репутация…

Всех пленных также припахали и на разгрузочные работы, и на земляные. Конвоиры их приободряли, что это ненадолго, что скоро они поедут в теплую Рецию виноград кушать.

А с лыжами вообще анекдот вышел. Набрели мои диверсанты в лесу на самую настоящую элитную лыжную базу. С банькой, бильярдом, банкетным залом, столовым серебром, роскошными номерами для приватного млядства и сотней пар лыж с палками – для конспирации. Очень удачно попали. База была пустой, только со сторожем. Лыжный сезон здесь открывался ближе к Новому году.

Организовал за лыжами санный поход. Одна рота штурмовиков у меня станет лыжной. Все скорость движения будет много выше, чем пешком по глубокому снегу.

Сани с лошадьми и стирхами пришлось реквизировать и по окрестным деревням. В лучших традициях оккупантов выгребли у пейзан все, что осталось у них после республиканских реквизиций. Того, что нашли на разъезде, нам откровенно не хватило.

Ну не собирался я в глубокий рейд идти, как Бьеркфорт. Вот и вылезли косяки в подготовке.

Наконец-то из тыла пришел долгожданный обоз от командующего армией.

Подкрепление…

Личный представитель командарма – одна тушка полковника генерального штаба, который брал на себя всю штабную работу на плацдарме. С адъютантом, двумя помощниками, гигантской пишущей машинкой, картографом, собственными денщиками и поваром. В обозе еще с ними отделение связи, телефоны и провода к ним. Много провода в больших катушках.

Врач в майорском ранге, принимающий у меня трофейный госпиталь, – одна тушка плюс три фельдшера и пяток страшненьких сестер милосердия. С ними две фуры импортных латексных презервативов. Фуры! Фуры, отнятые от доставки продовольствия и боеприпасов.

– Прифронтовая полоса, майор, зона повышенного риска венерических заболеваний, – наставительно гундосил эскулап на мои претензии о нерациональном использовании транспорта. – И ваша задача как командующего отдельной войсковой группой не допустить эпидемии триппера. Хотя бы. Я уже не говорю за сифилис. Это просто какой-то бич божий прифронтовых городов.

Хотелось мне ему надерзить, что его медсестрички большее бактериологическое оружие, чем окружающие нас пейзане. Но посмотрел на их корявые рожи и понял, что я малость погорячился. Лично мне столько не выпить. Даже с большой половой голодухи.