— Спасибо! — Мальчик пожал старому павиану руку. — Спасибо за маму! Приходите. Мы будем очень рады.
Старый павиан снял бескозырку, поднес ее к сердцу и молча поклонился.
Его передразнил странный человек в брезентовом плаще и черном накомарнике. Это был дед Пыхто. Он что-то высматривал, подслушивал, что-то выискивал.
За угощением все забыли о медвежонке. Он подождал, подумал, что его угостят последним, на правах местного, на правах хозяина. Нет, никто не вспомнил об усталом и голодном проводнике. Медвежонок еще подождал, пососал лапу, попил воды. Вокруг жевали, хрумкали, чавкали, чмокали. Он рассердился, быстро вскарабкался на балкон, открыл дверь и встал перед столом Главного человека.
— Послушайте, Иван Иваныч! Хоть вы меня накормите. Ребятишки гостями занялись. А мне что делать? Ведь я-то ваш, сибирский. Неужели своего голодом уморите?
Главный человек отложил ручку, снял очки и задумчиво посмотрел на медвежонка:
— Потрудись объяснить, как ты сюда попал?
— Через дверь. Извините, что без доклада.
Главный человек задумчиво посмотрел на огромную картину, где медведица на утренней поляне любовалась своими крепенькими озорными медвежатами:
— Как это тебя мать-то отпустила? Сердце, наверное, все изболелось.
— Я — сирота. Отца с матерью убил иностранный турист, убил, сфотографировался и уехал, а я чудом спасся.
— Сочувствую, сочувствую. — Главный человек достал из шкафа тарелку с бутербродами, бутылку минеральной воды. — И некому присмотреть за тобой?
— Нет, у меня тетка. Материна сестра. Но живет далеко, на Камчатке. Я даже не знаю, как добираться туда.
— Да… — Главный человек циркулем измерил расстояние на карте до Камчатки. — Порядочно. Если пешком. Ты как решил? С приезжими останешься?
— Не знаю, еще не думал.
— Слушай, а хочешь я тебя самолетом на Камчатку отправлю?
— Боюсь я их. В небе гудит, и то страшно, всегда под колодину лезу. Нет, я пока подожду.
— Смотри сам. Неволить я тебя не хочу. Как решишь, так и поступай.
— Спасибо на добром слове. И за угощение спасибо. Будьте здоровы, пока.
— Пока, пока. Ты дверь-то не закрывай, накурено тут у меня. — Главный человек повернулся вместе с креслом, провожая медвежонка взглядом.
Тем временем на балконе о зверье думали девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин. Думали долго. Наконец Алена воскликнула:
— Ой, придумала! Надо взять их в квартиры. Ну, каждый мальчишка, каждая девчонка возьмут по зверю и приведут его домой. Одного-то легко прокормить.
— Не разрешат. Родители не разрешат. Представь, явишься домой с крокодилом. Что ты! На порог не пустят. Нет, их надо подготовить. Разве тогда согласятся.
— Вообще-то да. Надо готовить. — Алена вновь замерла и уставилась в одну точку.
Тут вскрикнул Сашка:
— Есть, и у меня блеснуло! — И, не советуясь с Аленкой, сразу обратился к зверям:
— Дорогие звери! Выход найден! Хотя бы на сегодня! А там еще что-нибудь придумаем.
— Слушаем тебя, Александр! — радостно взревел Главный слон.
— Кто не работает, тот не ест! — провозгласил Сашка. — И мы будем работать! Мы сейчас же идем на базар, а там мы заработаем на обед!
— На базар, на базар! — закричали некоторые звери.
— Посмотреть на товар! — подхватили остальные.
— Саша, ты с ума сошел! — громким шепотом возмутилась Алена. — Почему на базар? Можно же колоски собирать, макулатуру, металлолом!
— Думал я об этом. Ни одной железки, ни одного клочка бумаги не найдем. Раз двадцать только наша школа собирала. А другие, думаешь, сложа руки сидели? Нет, в городе шаром покати. А до колосков сколько идти? Не обедавши-то. А до базара — рукой подать. Кто тяжести поможет таскать, кто фокусы покажет…
— Теперь понятно. Пошли.
Зверей и ребят построили парами, впереди поставили барабанщика, и все зашагали на базар.
Крокодил устроился у базарных ворот и разгрызал грецкие орехи всем желающим. Щелк — копейка. Щелк — копейка. Одной бабушке он нагрыз на целый рубль.
— Ох, сынок, не знаю, как тебя отблагодарить. Мне бы, старой, за день не управиться. А ты — чистый пулемет. На вот тебе горсточку полакомиться.
Длинная очередь выстроилась к тигру Кеше, который развалился на прилавке и, тихонько мурлыча, изображал из себя кошку. Позволял гладить, чесать за ушами — все это удовольствие стоило три копейки. Какой-то рыжий парень, гулко хохоча от избытка хорошего настроения, похлопал Кешу по спине. Тот быстро лапой ухватил парня за воротник, подтянул к самым усам:
— Это что за штучки, рыжий хохотун?! Забыл, с кем дело имеешь? Хочешь, нос твой конопатый откушу? По спине он еще хлопать будет. Не хочешь? Плати полтинник.
Обезьяны висели на хвостах под крышей базара и корчили рожи базарному люду, а старый павиан, стоя с протянутой бескозыркой, напоминал:
— Уважаемые граждане, как говорил мой дед: за погляд тоже деньги платят. Открывайте кошельки, доставайте пятачки.
— Ну, беда с вами! — хохотала одна толстая, краснощекая гражданка. — Обезьяны, истинные обезьяны!
— Да, мадам, — грустно кивая, соглашался старый павиан. — Мы истинные обезьяны. Мерси. Мерси. Пожалуйста, пятачок сдачи.
Бегемот помогал асфальтировать рыночную площадь — его огромный, тяжелый живот укатывал асфальт лучше всякого катка. Медвежонок со слоненком пели частушки и играли на балалайке и рожке.
А жирафам не нашлось никакого подходящего дела, и они молчаливо и гордо стояли в сторонке. Люди, задрав головы, обходили их, восхищенно вздыхали: «Вот это вымахали!» и бросали медяки к черным лакированным копытам. Жираф искоса поглядывал на толпу и думал горькую думу: «Боже мой! До чего я дожил! Мне, как нищему, бросают медяки. Не могу же я каждому объяснять, что я еще здоровый, сильный жираф, и просто мне не нашлось дела. Да и гордость не позволит что-либо объяснять».
Главный слон помогал смуглым людям перетаскивать корзины и ящики с фруктами.
— Ах, дорогой! — воскликнул один черноусый, черноглазый кавказец. — Смотрю на тебя и думаю: сколько силы даром пропадает.
— Почему даром, — насторожился Главный слон и отпустил корзину. — Мы же твердо договорились: ящик — рубль, корзина — полтора.
— Вай, дорогой! Ты меня не понял. Что деньги?! Мираж, вода в горной речке. Я хотел сказать: слоны должны жить на Кавказе. Там есть все, не хватает только слонов. Приглашаю, дорогой. Приезжай.
— С меня хватит приглашений. Устал.
— Отдохнешь! Какая здесь жизнь? Все хмурые, сердитые, все ругаются.
— Ты много говоришь. Меня это утомляет.
— Беседа украшает жизнь. Я — южанин, ты южанин, почему ты сердишься, дорогой?
— Настроение скверное. И чихнуть охота.
— Будь здоров, дорогой. Чихай на здоровье.
— Буду. — И Главный слон чихнул. Фонтаном взметнулись с прилавка груши, яблоки, сливы, абрикосы, и посыпался фруктовый дождь на головы людей и зверей. Засияли синяки и шишки, завизжали радостно обезьяны под потолком, попугаи закричали караул, а черноусый кавказец схватился за голову:
— Вай, вай, вай! Что ты наделал?! Мой драгоценный фрукт, мой драгоценный фрукт.
— Что ты так кричишь? — виновато спросил Главный слон. — Ты же сам говорил: это стоит копейки.
— Что ты понимаешь в финансах? Ты чихнул на сто рублей! Кто так чихает, жуткий ты зверь?!
— Слоны. Все слоны так чихают. Но почему я жуткий? — обиделся Главный слон. — Я еще раз чихну.
— Нет, нет! Извини, дорогой. Вот твой заработок. Ты можешь идти и отдыхать. Кушать шашлык, пить вино.
— Не надо мне твоих денег. Вообще ничего не надо. Устал я. На ходу сплю. Никак не могу привыкнуть, что здесь день, а в Африке ночь. — Главный слон прислонился к бетонному столбу и ненадолго уснул.
Средь базарных рядов то тут, то там мелькал черный накомарник деда Пыхто…
Через два часа девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин собрали деньги в большой холщовый мешок. Наполненный монетами, он был пузатый, тяжелый — с места не сдвинешь.
