Он помчался к Алениному дому, подниматься на второй этаж не было времени, поэтому Сашка с разбегу, с прискока ухватился за водосточную трубу, вскарабкался по ней, перелез на балкон и заглянул в комнату. Алена стояла в углу с закрытыми глазами и что-то шептала — губы у нее шевелились. «Стихотворение какое-нибудь учит», — подумал Сашка и крикнул:

— Ты что делаешь?

— Стою в углу.

— Вижу. А почему?

— Мама поставила.

— За что?

— За разговорчики.

— За обедом разговаривала?

— Что ты! За обедом обошлось. Это потом. Мама мне одно слово — я ей десять. Она мне два — я ей двадцать. Она мне десять — я ей сто.

— Кто слова-то считал?

— Мама, конечно.

— А если бы девяносто девять было? Тогда что?

— Не знаю. Может, тоже бы обошлось.

Сашка вздохнул.

И снова спросил:

— А почему не ревешь?

— Некогда, сказку сочиняю. Я уже давно заметила: в углу очень интересно стоять, если про что-нибудь сочинять.

— Подумаешь, сказка! — перебил ее Сашка Деревяшкин. — Тут слон по улице ходит, а ты — «сказка, сказка!»

— Как слон ходит?!

— А так — ногами. А ноги, как столбы. И вообще, толпа зверей в городе, а ты в углу стоишь.

Когда Алена узнала, что происходит в городе, она заплакала.

— Вон их у тебя сколько накопилось! — удивился Сашка. — А теперь-то почему ревешь?

— Да! Обидно! Ты-то льва обнимал, а мне бы хоть маленького-маленького мышонка погладить!

— Ну так бежим. На слоне покатаемся, льва за ушами почешем.

— Не могу я бежать. Мне еще двадцать минут стоять.

— Так кто узнает, Аленка?!

— Мама.

— Да-а… А ты сознаешься. Скажешь, двадцать минут не достояла. Осознала, мол, свою вину и не достояла.

— Мама обязательно спросит, как осознала?

— Скажешь: глубоко!

— Да?! — Слезы мгновенно высохли. — Ведь не каждый раз глубоко осознаешь, правда?

— О чем разговор. Бежим.

— Бежим. — Аленка похлопала ладошками по щекам — будто и не ревела. Взяла карандаш, на клочке бумаги написала: «Ушла гулять, скоро буду. К. в 45-й», то есть ключ у соседей, в 45-й квартире. Закрыла дверь и вставила записку в замочную скважину.

— Побежали!

Звери подходили к Главной площади города. Главный слон спросил медвежонка:

— А где же люди?

— А это кто вам, звери, что ли? — Медвежонок кивнул на орущих, хохочущих, бегущих ребятишек. — Вот уж, действительно, слона-то я и не приметил.

Главный слон покряхтел, покашлял, почесал хоботом в затылке:

— Ты, парень, не обижайся. Не привык я пока. Все такие обидчивые здесь — слова не скажи. Я и так стараюсь молчать. Я хотел спросить, где большие люди? Эти малявки, конечно, тоже люди, и очень приветливые, но пойми, парень, их радостью сыт не будешь. А у меня уж давно в животе от голода бурчит. Что есть будем, где жить будем — вот что меня волнует, парень!

— Это верно. Так недолго и ноги протянуть.

Откуда-то взявшаяся мартышка запрыгала вокруг медвежонка, захлопала в ладоши:

— Остроумно! Очень! А-ха-ха-ха! Недолго ноги протянуть. Я так и вижу себя протянувшей ноги — я так устала, так устала! Уважаемый Мишук! Значит, ты считаешь, нам недолго ждать заслуженного отдыха?

Медвежонок замялся:

— Ну, как тебе сказать. Я другой отдых имел в виду.

Вмешался Главный слон:

— Понял я твои «протянутые ноги». Я теперь многое понимаю. Прошелся по холодочку, голова ясная стала и все думает, думает. Ты мне вот что скажи: тебя грамоте учили?

— Немного. А что, заметно?

— Еще как. Ты очень ученый медвежонок.

Медвежонок застеснялся.

— А-а.. Все знания из книг. Вернее, из одной книги. У нас в тайге медведь такой есть, Потапыч, в пятой берлоге живет — вот он и учил меня. И других медвежат. Соберет нас на полянке и читает книжку. Называется «ЖЗМ» — «Жизнь Замечательного медведя».

— Понятно. Жаль, у меня в детстве не было такого Потапыча. Сейчас до всего сам дохожу. Но где же все-таки большие люди?

— Кто где. Кто работает, кто веселится.

— И как веселятся большие люди?

— На гармошке играют, песни поют.

— Очень интересно. И долго веселятся?

— До упаду. Все. Пришли. — Медвежонок остановился под балконом розового двухэтажного дома. — Вот здесь находится Главный человек. Подсадите меня.

Главный слон аккуратно обхватил его хоботом и аккуратно перенес на балкон. Медвежонок запел приятным тенорком и стал подыгрывать себе на гитаре, которую чудом где-то раздобыл.

Главный человек вышел, поклонился:

— Приветствую честную компанию.

Главный слон вежливо протрубил:

— Здравствуй, Петья!

— Вы ошиблись, уважаемый. Меня зовут Иван Иваныч.

— Что ж… Если вам не хватает «Петьи», я с удовольствием исправлюсь. Здравствуйте, Иван Иваныч.

— Мое почтение.

— Вот мы пришли, Иван Иваныч.

— Вижу. Зачем пожаловали?

— Хотим поселиться в вашем прекрасном городе.

— И что собираетесь делать?

— Работать и веселиться.

— Похвальное желание. Но мы вас, к сожалению, не ждали и принять не сможем.

Протяжный жалобный стон повис над площадью — последние силы вкладывали звери в этот стон.

— Понятно. — Главный слон задумчиво покачал хоботом. — Но как же так, Иван Иваныч! Нехорошо получается. Сами пригласили, а теперь от ворот поворот, как говорит наш замечательный проводник.

— Заявляю вам совершенно ответственно: никакого приглашения мы не посылали. Поэтому повторяю: ничем не могу вам помочь. Устраивайтесь, между прочим, сами.

— Но, но, но… — Главный слон от волнения и обиды начал заикаться. — К-как же сами? Было приглашение, Иван Иваныч, было! Клянусь зелеными холмами Африки!

— Где это приглашение? Покажите! Телеграмму, письмо, вообще бумагу, в которой черным по белому написано: приглашаются африканские звери в таком-то количестве для постоянного места жительства. Покажите, и дело с концом.

Главный слон величественно отпрянул и величественно протянул известную телеграмму.

— Вот. Хотя приглашения я ношу в своем сердце.

— Но это же частная, личная телеграмма! Мало ли о чем мечтают девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин.

— Но поймите, Иван Иваныч. Что за жизнь, в которой звери сами по себе, а дети — сами по себе?

Главный человек приказал:

— Эй, поскорей! Приведите сюда Алену и Сашку Деревяшку. Прошу извинить, Деревяшкина.

Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин появились на балконе.

Главный человек строго и жестко взял Алену и Сашку за плечи, подтолкнул к балконной решетке.

— Вот, уважаемые звери. Они приглашали, с них и спрашивайте.

— Мы же просто мечтали, — тихо сказал Сашка, — чтоб зверинец не ездил, а всегда у нас стоял.

— Мечты никого не интересуют. Мало ли о чем я мечтаю. На рыбалку, между прочим, второй год не соберусь. Молчу же. А может, тоже мечтаю, чтоб под этим балконом пруд с карасями появился. Да что тут говорить! Алена, отвечай, чем кормить будете, где селить? Отвечайте. А я ума не приложу.

— Пироженок куплю, газировки. У меня копилка есть, — шепотом ответила девочка Алена, и у нее задергались, закривились губы, потому что вдруг захотелось заплакать.

— Родители помогут, — ответил Сашка Деревяшкин. — И они сейчас в ответе.

— Интересно! — прогремел над площадью голос Главного человека. — Такую ораву пирожными накормить?! Да вот этому гражданину нужно тысячу штук! — Главный человек кивнул на Главного слона. — Извините, уважаемые звери, за ораву. Ничего обидного в ней нет.

— А я все равно обиделся! — заревел бегемот. — Я очень обидчивый! Иногда сам удивляюсь: ничего обидного нет, а мне все равно обидно. О-хо-хо! — Бегемот залился горючими слезами.

Главный человек тревожно оглядывался на комнату. Там звонили десять телефонов, и секретарша Марья Ивановна испуганно отвечала, что у Ивана Ивановича очень важное, очень срочное совещание и освободится он не скоро…