– Вы ведь понимаете, что последует за нашей встречей? – спросила Ризель, пристально глядя на него большими серо-голубыми глазами. – Вы это понимаете?

– Конечно… – осторожно ответил курьер. – Император сможет перейти к решительным действиям. Кредайн не продержится и трех недель.

– Но это же ваш город! – В голосе принцессы прозвучала укоризна. – Вашего отца избрали правителем. Будет война… погибнут люди… Вас это не волнует?

– Война будет в любом случае, – сказал он, гадая, к чему она клонит.

Но Ризель прекратила странный разговор так же неожиданно, как начала, – попрощалась вежливо и с достоинством, пожелала ему приятного отдыха и ушла.

Курьер позволил себе вздохнуть с облегчением и подумал, что, вероятно, вел себя с принцессой слишком уж спокойно – а ведь провинциал в присутствии ее высочества должен был совершенно растеряться. Этот досадный промах уже не исправить, но, похоже, ничего страшного не произошло, и рыбка съела наживку.

Теперь предстояла вторая часть плана.

Он шел по полутемной галерее – скользил бесшумно, словно призрак. Только один маленький мех заметил его и увязался следом, словно любопытный щенок, но вскоре отстал. Среди то и дело пробегавших по стенам теней вполне могли оказаться и куда менее безобидные создания, но ночной гость не боялся посторонних глаз: ему требовалось всего лишь остановиться в условленном месте, как будто споткнувшись, и подменить лежащую за постаментом одной из статуй папку с бумагами – поутру ее должны были забрать.

Папки были одинаковые.

Бумаги, естественно, разные – принцесса и не догадывалась, что он привез на самом деле не один пакет, а два.

Галерея раздалась, превратившись в небольшой зал, посреди которого стояло каменное изваяние – женщина, сидящая на невысокой скамеечке, подперев рукой подбородок. Курьер споткнулся возле постамента, провел рукой по полу… и ничего не обнаружил.

Выпрямился.

Огляделся по сторонам.

Если бы того, кто должен был помогать курьеру, раскрыли, то сейчас для цепных акул настал бы подходящий момент выскочить из засады, однако кругом царила все та же тишина, что и раньше. Может, его неведомый напарник заболел и не успел подготовить все как надо? Не имеет значения. Второй попытки не будет, придется возвращаться домой, выполнив задание лишь наполовину, – при условии, конечно же, что его выпустят из дворца и роль удастся отыграть до последнего.

И все-таки чутье подсказывало, что он здесь не один.

– Эй! – негромко позвал курьер. – Я слышу тебя! Выходи!

Тень метнулась из угла в угол, словно мышь, в приступе безумной смелости решившая удрать от кошки. Курьер гнаться за ней не стал, а поднес к губам тонкую трубочку, которую до этого прятал в рукаве, и дунул. Мгновением позже тень неуверенно шагнула вперед, еле слышно вскрикнула – и рухнула на пол, словно мешок с тряпьем. Папка выпала из ослабевших рук, замочек раскрылся – бумаги ворохом опавших листьев разлетелись по мрамору, на котором даже в темноте отчетливо виднелся жутковатый узор, напоминающий кровавые разводы.

Листок за листком он собрал рассыпавшиеся документы, мельком рассмотрев удивительный почерк ее высочества, и лишь потом приблизился к тому, кто едва его не опередил. Незнакомец лежал неподвижно, из-под черного плаща виднелась только узкая кисть с длинными пальцами.

И при взгляде на эту кисть у курьера отчего-то перехватило дыхание.

– Спасибо… – чуть слышно прошелестел знакомый голос. – Так даже лучше. Это легкая смерть… Спасибо, Хаген…

Засветло матросов разбудил сигнал тревоги, темной волной прокатившийся сквозь сознание. Как оказалось, ночью фрегат занесло в колонию бурых водорослей, которые облепили правый борт и принялись быстро разрастаться. Хаген впервые встретился с подобной напастью и не сразу понял, отчего матросы без промедления ринулись на палубу. Но, когда на глазах у пересмешника бесформенная масса перевалила за планшир, он не на шутку испугался.

– Без паники! – сказал один из моряков постарше, заметив его побледневшее лицо. – Не корабельная чума, а всего-то ничего – водоросли! Справимся, не дрейфь…

Хагена это не очень воодушевило.

Обиднее всего, что неприятность случилась с ними за полдня до прибытия в Кааму, где можно было бы поставить фрегат в док и хорошенько почистить, но капитан не хотел ждать. Хаген подозревал, что дело вовсе не в опасности: Крейн попросту не желал явиться в порт на фрегате, обросшем всякой дрянью, и дать Лайре Арлини лишний повод для насмешек. Так или иначе, приказ капитана был предельно ясен; все принялись за работу, а сам Кристобаль спустился на нижнюю палубу, взяв с собой нескольких помощников. Из трюма вытащили ящики с жесткими щетками и связку толстых перчаток, закрывавших руки почти до плеч. Водоросли, оказавшиеся липкими и жгучими, постепенно разъедали палубу – она делалась неровной, шершавой, – и, хотя проесть ее насквозь они бы не смогли, работать следовало быстро. Расправиться с зарослями чуть ниже планшира не составило особого труда, а затем пришлось попотеть: обвязавшись веревками, матросы спускались за борт и там принимались ожесточенно скрести корпус, то и дело стряхивая в воду бурые ошметки. Поначалу Хаген радовался возможности немного поразмяться, но потом приуныл: работа оказалась нелегкой, а от него все ждали нечеловеческой силы – магус все-таки! Объяснять, что не все небесные дети превосходят обычных людей силой и выносливостью, он не стал, да ему бы и не поверили.

В очередной раз выбравшись на палубу, чтобы отдохнуть и выпить воды, он посмотрел на небо – и увидел крылана. Джа-Джинни взлетел почти сразу после начала «уборки», заявив, что не желает путаться под ногами.

– Везет кое-кому! – проговорил один из матросов, проследив за взглядом оборотня. – Мы тут горбатимся, а он! Птичка, кракен его побери…

Хагену крылан, парящий в вышине, казался воплощением одиночества. «Там были крылатые люди?» – спросил Крейн. Тайны, сплошные тайны. Мрачный, с вечной саркастической усмешкой, человек-птица держался особняком и лишь в присутствии капитана становился чуть приветливей, да и то не всегда. Но сейчас он был по-настоящему одинок… или нет?

Пересмешник огляделся.

Что связывало всех этих людей? «Оставаться на борту могут только те, кому там хорошо, – сказал ему Умберто совсем недавно. – Держать насильно тебя никто не станет». Вроде бы все понятно, но это же не ответ! Не было ничего общего у хмурого крылана, меланхоличной целительницы, Умберто с его нарочитой беззаботностью… Каждый хранил свои секреты, не намереваясь ни с кем делиться, и Хаген не назвал бы никого из них счастливым. Казалось бы, такая команда не должна была продержаться и дня.

Он закрыл глаза.

Ничто не исчезло. Он по-прежнему все ощущал. Попутный ветер наполнял паруса, дельфы резвились за кормой, люди суетились на палубе. А откуда-то из недр фрегата тянулись сияющие тонкие нити, паутиной охватившие сам корабль и команду: они переплетались, но не путались, легко проходя одна сквозь другую. «Паутина… а где паук?»

– Дурак, – добродушно рассмеялся кто-то. – Все еще ничего не понял?~

Нити тянулись и вверх – туда, где парила крылатая тень, и пересмешник вдруг увидел «Невесту» с высоты птичьего полета.

Хрупкая скорлупка на огромных ладонях безграничного океана, вот какой она была. Вблизи казавшийся мощным и опасным существом, издалека фрегат выглядел очень уязвимым, а вот сам океан, то полный неизъяснимого очарования, то пугающе грозный, теперь был попросту чужим. Он жил своей особенной жизнью – дышал, испытывал чувства, для которых ни в одном человеческом языке не имелось названия, – а люди и даже магусы по сравнению с ним представлялись чем-то не более значительным, чем рой мошкары над камышовыми зарослями. Пройдут годы, пройдут века, но океан останется прежним…

– Эй, уйди с дороги!

Бэр протопал мимо, волоча сеть, переполненную водорослями из трюма, – как они проросли сквозь корпус, оставалось лишь догадываться. Отправив захватчиков за борт, гроган удовлетворенно хмыкнул и пробурчал что-то себе под нос на языке, который Хагену еще не доводилось слышать. Вот еще один секрет «Невесты ветра» – где еще можно встретить грогана, который был бы не просто умен, но еще и умнее кое-кого из людей?