– Как все сложно… – скривился Умберто. – Легенды, запреты… а где же сокровища?

– Если называть сокровищем истину, – с усмешкой ответил Крейн, – то ее расположение нам и предстоит выяснить. Быть может, тогда и легенда о Капитане Вороне станет понятнее.

Хаген посмотрел на тетрадь, лежавшую прямо перед ним, и, повинуясь внезапному порыву, открыл ее на первой попавшейся странице.

«…Помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.

– Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»

– Искусай меня медуза, – сказал он очень тихо, но все услышали.

Торопливый, резкий, немного неряшливый почерк был ему хорошо знаком. Он лишь несколько раз видел бумаги, написанные этой рукой, но запомнил их, как запоминал все, связанное с очередным заданием Пейтона Локка. Странное дело – он хорошо знал, что дар Цапли действует только лицом к лицу, но сейчас буквы на бумаге завладели его сознанием и волей ничуть не хуже, чем слова, произнесенные вслух.

– Что такое? – спросил Крейн, устремив на пересмешника пристальный взгляд. «Ты знаешь правила, – говорили его разноцветные глаза. – Если ты сейчас соврешь, я все равно узнаю правду, только вот потом нам очень трудно будет снова поверить друг другу». Хаген облизнул пересохшие губы.

Слово Цапли против слова Феникса.

А он – всего лишь буква в одном из этих слов…

– Я знаю этот почерк. – Голос подвел пересмешника, дважды изменившись на протяжении короткой фразы, но никто не обратил на это внимания. – Вне всяких сомнений, это писала ее высочество Ризель.

В каюте ненадолго сделалось очень тихо. Потом крылан присвистнул и прошептал:

– Вот это да…

Умберто пробормотал себе под нос какое-то малопонятное ругательство. А Крейн по-прежнему пристально смотрел на пересмешника. Он был доволен, но не удивлен. Совсем не удивлен.

Он знал.

– Как же эта тетрадь могла попасть от ее высочества к Звездочету? – спросила Эсме.

– Тем же путем, что и многие другие сокровища, – сказал Крейн, не отрывая взгляда от побледневшего и дрожащего Хагена. – Он ее у кого-то отобрал и оставил себе. Но, раз легенду записала принцесса, отпадают последние сомнения в ее правдивости. Выходит, капитаном «Утренней звезды» и впрямь был Ворон. Теперь нам известно и то, откуда эта легенда взялась.

Он знал. Он все знал с самого начала, с первой секунды.

– Откуда? – растерянно спросил Умберто.

– Из утерянной Книги Основателей. – Крейн отвернулся, и Хаген почувствовал себя так, словно от его шеи убрали острое лезвие. – Цапли сохранили свой экземпляр, что неудивительно. Хотел бы я знать…

Феникс не договорил, но пересмешник и так все понял – наверное, понял лучше всех. Он не просто чувствовал в себе отблеск пламенной души навигатора и капитана «Невесты ветра», он с детства мечтал, как однажды обнаружит в недрах какой-нибудь лавки древностей старый том, написанный на незнакомом языке. Но судьбе было угодно сделать так, что его Книгой Основателей стала девушка с белыми волосами и голосом, от которого живое и неживое теряло волю и свободу.

«Я больше ничего не хочу знать», – подумал пересмешник и почти услышал, как где-то далеко смеется Великий Шторм. Когда-нибудь все случится. Когда-нибудь он снова встретит ее, снова почувствует этот взгляд, снова услышит спокойный голос, которому невозможно сопротивляться, даже если на твоей стороне живой фрегат, даже если ты теперь не ты, а часть чего-то большего.

Когда-нибудь…

– Завтра, – сказал Крейн, и Хаген невольно вздрогнул. – Поговорим об этом завтра. А сейчас уже поздно. Идите-ка вы все спать.

Лодка остановилась у причала, где блестящая вода казалась не просто черной, а чернильной.

– Прибыли! – сказал кормчий, шмыгнув носом.

Единственный пассажир – высокий мужчина в плаще с низко надвинутым капюшоном – до сих пор сидел на корме без движения, будто спал. Услышав кормчего, он кивнул и бросил ему монету, которую тот поймал с истинно кошачьей ловкостью.

Путь, проделанный ими, был извилистым. Этот пустынный причал располагался не так уж далеко от оживленных улиц Облачного города, но ступить на него мог не всякий, и поэтому горожане жили своей жизнью, притворяясь, что их совершенно не волнует толстая цепь, перегородившая вход в залив.

Полвека назад, когда еще правил отец нынешнего капитана-императора, по водам залива ходили большие лодки, украшенные разноцветными гирляндами и лентами, а раз в месяц непременно устраивался пир, на который иногда попадали и простые смертные, сумевшие обратить на себя внимание небожителей, – певцы и художники, победители боев на Большой арене и первые красавицы города. Но времена изменились: новому императору было не до пиров, а когда закончились войны – пришла болезнь. Двор – возможно, и против воли – последовал примеру своего господина-затворника, и вот уже много лет прогулочные лодки чахли в доках. Мало кто из обитателей Облачной цитадели покидал ее хотя бы три-четыре раза в год, хотя, конечно же, приближенным императора, выполнявшим его особые поручения, приходилось делать это гораздо чаще. Еще были курьеры: их перевозили на лодочках вроде той, которая оставила на причале человека в плаще.

Он огляделся – и не двинулся с места, чем немало удивил наблюдателей, спрятавшихся так, что человеческим глазом их обнаружить было невозможно.

Он стоял на месте до тех пор, пока не отворились высокие ворота.

– Ее высочество примет вас, сударь. – Дворцовый распорядитель был безукоризненно вежлив, но холоден, как айсберг. Он знал, что перед ним – не рядовой курьер, но о разнице в их положении не забывал ни на миг. – Ждите.

Гость рассеянно кивнул, на миг отвлекшись от созерцания узора на обоях маленькой комнатки, где ему предстояло дожидаться аудиенции самой влиятельной и самой, по слухам, красивой женщины Империи. Ему предоставили покои, чтобы переодеться с дороги и отдохнуть, но сначала следовало выполнить дело, из-за которого он преодолел немалое расстояние, сражался с пиратами и морскими тварями.

А потом – отдыхать… быть может.

Здешние двери открывались бесшумно, но он все-таки сразу почувствовал, что больше не один: принцессу окутывал нежный тонкий аромат, от которого слегка закружилась голова.

– Ваше высочество… – Учтивый поклон, все в точном соответствии с протоколом. – Я рад…

– Не надо церемоний, – раздался в ответ мелодичный голос – определенно принцесса унаследовала его от матери, которая происходила из клана Соловья. – Я знаю, что вы привезли план Кредайна и сведения о том, кто из влиятельных жителей города лоялен императору, а кто – нет. Должно быть, дорога выдалась не из легких. Все ли сведения в целости и сохранности?

Конечно же, ее интересовали документы…

– Да, ваше высочество.

Курьер выпрямился и взглянул на дочь императора – чуть пристальнее, чем следовало. Ризель была гораздо красивее, чем он ожидал, но это оказалась опасная красота: под широкими рукавами белого платья принцесса прятала кинжалы или какое-то другое оружие – это чувствовалось по тому, как лежали складки ткани, как двигались руки. Возможно, оружие даже отравлено, и не следует сомневаться, что она сумеет им воспользоваться.

Курьер украдкой улыбнулся – и у него было припасено кое-что на крайний случай.

– Что-то не так? – Ризель тотчас же насторожилась. Да, слухи о чутье принцессы тоже оказались правдой. – Вы что-то хотите мне сказать?

– Нет, моя госпожа. Вот… – он протянул ей толстый пакет, чуть подмоченный, но целый. – Это все, что я должен был вам передать.

О да – там были сведения. Много. И ни слова правды, но ей об этом знать, конечно же, незачем. Их пальцы на миг соприкоснулись; кожа принцессы была холодна. Курьер, словно спохватившись, отступил на шаг – он сыграл свою роль и теперь спешил уйти за кулисы. Но принцесса не торопилась его отпускать – неужели что-то заподозрила?