Друзья-дауны заваливаются в номер, пугая до смерти Дейзи своими шуточками и косыми взглядами, и выливают ведро вопросов на мою до сих пор гудящую голову. Хочу заткнуть их, но без толку — сегодня я в режиме овоща, даже не могу нормально язвить, дать отпор, что им, конечно, на руку.

Полдня пролетают, как в тумане. Я ужасно торможу, несколько доз кофе не помогают и не приводят в чувство, под конец дня организм требует только одного — послать всех на четыре стороны и поспать. Но я терплю пытку, когда рожу мажут какими-то странными кремами и пытаются сделать из меня человека, а не заспанное чмо.

— Эй, эй, эй, дорогуша, — уклоняюсь от карандаша, который сует в глаз девушка-стилист, и недовольно морщусь. — Я что на гея похож?

Она только смеется и объясняет, что это для образа.

— Сделать выразительнее глаза.

Я надменно хмыкаю и в упор смотрю на нее, отчего щеки девушки розовеют.

— Милая, я могу своим взглядом поиметь и без всяких подводок.

Рыжеволосая вспыхивает, бормочет о «невозможных» рокерах, но все же убирает «орудие пыток» в сторону. Так-то лучше. Удовлетворенно откидываюсь на спинку стула и терплю дальше мучения.

В отель возвращаюсь поздно с одной мыслью: поскорее упасть и уснуть без задних ног, но вспоминаю, что еще предстоит разбор полетов с колючкой. Тащусь к ее номеру и стучусь, поглядывая по сторонам, но в коридоре пусто. Никто не открывает. Достаю телефон и тихо присвистываю: на часах уже 10:32 рм. «Наверное, спит». Стучусь еще и параллельно набираю ее номер, слыша, как за дверью раздается мелодия, шаги, затем щелчок. В проеме показывается лицо Ливии. Как только наши взгляды встречаются, она недовольно хрипит:

— Что ты здесь забыл?

— Грубиянка, — протискиваюсь мимо оторопевшей девушки, потирающей глаза, и прикрываю дверь. Колючка складывает руки на груди и хмурится, кидая на меня свирепый взгляд. Удивляюсь, с чего вдруг столько негодования и злобы: вчера она смущалась, сегодня готова достать бензопилу и устроить расчлененку. Глаза скользят по ее оголенным ногам, замирают на коротких шортиках персикового оттенка и двигаются дальше, исследуя сердитое выражение лица. Меня так и подмывает спросить, почему она смотрит на меня, как будто я главный враг государства, но колючка опережает, сверкая гневно карими глазами, которые в тусклом свете бра становятся еще притягательнее.

— У тебя наглости хватает ко мне заявляться? — ошарашивает вопросом и своим враждебным тоном.

Я стараюсь перевести все в шутку, не смотря на ее возмущенный взгляд, и пожимаю плечами.

— А ты забыла? У меня ее в избытке.

Скидываю куртку и падаю по-хозяйски на расстеленную кровать, ощущая сладковатый аромат карамели. Ливия убивает своим испепеляющим взглядом, от которого на лице появляется широкая улыбка от уха до уха. Усталость и сон отходят на задний план, когда колючка показывает свои иголки.

— Убирайся, — выпаливает она и дергает требовательно за футболку.

— Объясни, что за фигня произошла сегодня утром? — не обращаю внимания на ее грубость. У нас вечно все заходит в крайности.

— Объяснить? С чего это вдруг? — сужает она глаза, затем щелкает пальцами и качает головой. Вопросительно смотрю, до сих пор не въезжая, что случилось, и почему она резко изменилась. — Точно. Я забыла, что передо мной профессиональный актер.

— Что? — медленно приподнимаюсь, глядя в ее полыхающие яростью глаза.

— Хватит! — взрывается Ливия и настойчиво тянет за ворот футболки, но я перехватываю ее запястья, которые она сразу же вырывает и отходит.

— Какого хрена? — мрачно спрашиваю, запуская пальцы в волосы, и растрепываю их.

— Это мне хочется знать, какого хрена ты такое дерьмо, Оззи?

Я оторопело встаю и двигаюсь в ее сторону, но Ливия огибает стол и качает головой, выставляя вперед руку.

— Ливия, скажи нормально, хватит этих недомолвок. У меня и так стремный день, а разговор с тобой просто вишенка на торте, как я понимаю, — недовольно произношу, мрачно посмеиваясь и все так же наступая на нее. — Это из-за прогулки?

Она издает нервный смешок, спотыкается и чуть не падает, вызывая усмешку, которая быстро исчезает.

— Не притворяйся, — выдыхает колючка, растерянно оглядываясь, и упирается в стенку. В глазах мелькает паника, но она берет себя в руки и с вызовом смотрит мне в лицо, поднимая голову. — Я слышала.

Щурюсь и дергаю за пирсинг в брови, ища в ее взгляде ответ, но там только бушующий ураган ненависти.

— Слышала что? — решаю спросить.

Ливия пытается обогнуть меня, но я выставляю руки и упираюсь ладонями по обе стороны от ее головы, не давая путей к отступлению. Колючка рассерженно сопит и тихо смеется.

— Какой же ты лицемер. Черт… Я… Поражена. Все твои трогательные речи — мусор! Ты просто лжец!

Я наклоняюсь, и мы чуть не касаемся носами, но Ливия вжимается в стенку и отворачивается.

— У меня был сложный день и ссора с тобой — последнее, чего я хочу, ясно?

Молчит. Требовательно беру за подбородок и разворачиваю к себе, заглядывая в карие глаза. Взгляд метается по ее лицу, замирая на сжатых губах, в которые так и хочется впиться, но я останавливаюсь и напоминаю, что нельзя страсти все испортить.

— Ливия, скажи, что произошло. Почему в моем номере другая уборщица, и почему ты себя так ведешь?

— Как ты там сказал, — шепчет она, глядя сосредоточенно в глаза. — Я не сплю с девственницами.

Меня как будто пронзает разрядом тока, и руки медленно опускаются. Ливия кидает осуждающий и презрительный взгляд.

— Как ты мог? Неужели у тебя нет никаких ценностей? Как только я нахожу что-то положительное в тебе, ты сразу топчешь любую надежду. Но это… это даже слишком для тебя, Оззи, — она сглатывает слюну и закусывает губу, куда сразу же падает взгляд. — Наше общение — это просто игра, чтобы ты смог… залезть в мои трусы. Так ведь сказал твой друг, да?

— Ливия…

— Ты рассказал, что тебе почти это удалось сделать два раза? — в ее голосе столько горечи, что становится не по себе. Грудь снова заполняет скверное чувство, несвойственное мне.

— Этот спор ничего не значил, — твердо произношу, пытаясь казаться невозмутимым, хотя прекрасно понимаю, как обидел Ливию и задел ее достоинство. — Мы всегда с друзьями затеваем разные тупые споры…

— Тупые споры, — эхом повторяет Ливия и разочаровано качает головой, проводя ладонью по губам.

— Да, Ливия, представь себе, — сухо бросаю, запуская руки в карманы джинсов. — В тот раз я согласился, лишь бы от меня отвязались, только и всего.

Она недоверчиво смотрит и отводит потухший взгляд в сторону, чем вновь задевает.

— Бля, я знал, что ты чертовски сложная, но знаешь, — делаю паузу, понижая голос. — Я никогда не считал тебя глупой. А сейчас твое поведение говорит об обратном.

Она резко вскидывает голову и впивается колючим взглядом, сводя негодующе брови к переносице.

— То есть, ты хочешь сказать, что спор «трах с девственницей за месяц» — это разумно? И ты смеешь называть меня глупой? Знаешь…. Проваливай. Нам больше не о чем говорить.

Тяжело вздыхаю и облизываю пересохшие губы, пытаясь найти в голове хоть одну правильную мысль, но я так устал, что просто забиваю болт и равнодушно говорю:

— Я не собираюсь оправдываться, Ливия. Но хочу сказать одно: я был настоящим, общаясь с тобой. Я не врал. Ты… видела, — опускаю глаза, но затем снова смотрю напряженно в ее лицо. — Ты видела и знаешь то, чего не знают мои близкие друзья. Понимаешь? Да, я поступаю иногда безрассудно, но по-другому я не умею. Такой уж я.

Между нами происходит молчаливая война, борьба взглядов. Флюиды сливаются воедино, и я ощущаю невероятную тягу в этот миг. Меня неестественно манит к девушке, метающей злые искры, но я сам не ведаю того, что делаю сейчас. Это против правил, природы и вопреки принципам. Темный огонь уже вовсю бушует, готовый вот-вот поглотить целиком, и я перестаю сопротивляться. Я сдаюсь. Я мотылек, крылья которого пожирает пламя, тянусь к свету. К сильному и яркому свету Ливии…