Вчера я был поражен и растерян, увидев Арин. Я убегал от самого себя, от прошлого, но сегодня я остановлюсь, сдержу ненависть и злость, буду хладнокровным, хоть внутри и десятибалльное землетрясение.

Такси остановилось возле ресторана, я вышел на прохладный осенний воздух. Несколько шагов, и вот уже уютное помещение, а меня встречает администратор, вежливо улыбаясь.

— Добрый день. У вас заказан столик?

— Да, стол заказан на Арин О'Кифф, — бросил безразлично я.

— Следуйте за мной, — сказала девушка и провела меня между столиками. Друг от друга их отделяли плетеные перегородки, создавая видимость уединения.

Арин уже ждала. Она крутила что-то в пальцах и смотрела в окно, но, услышав шаги, обернулась, встречая мой напряженный взгляд.

— Могу предложить вам меню или вы готовы сделать заказ? — спросила официантка, нарушая давящую атмосферу.

— Кофе, — сухо произнес и с сарказмом добавил: — Что-то нет аппетита.

— Мне тоже, — беззаботно улыбнулась девушке Арин, вызывая своей улыбкой внутри неприятный зуд.

— Здравствуй… — я даже не мог вымолвить это слово, поэтому стиснул зубы, призывая спокойствие.

— Здравствуй, Габриэль, — прошептала она в ответ. Ее губ коснулась совершенно другая нежная и теплая улыбка, но для меня она сработала негативно, усиливая землетрясение.

— Не. Называй. Меня. Так, — выделил каждое слово, глядя прямо ей в глаза. Огонек сразу же погас, но она не выдала, что это ее задело. Да у Арин стальные нервы просто, а мне хочется перевернуть нахрен стол и заорать, чтобы она сказала, чего хочет, и убраться отсюда, зализывать снова раны.

— Как же мне тебя называть?

— Ты хотела встретиться и поговорить, — проигнорировав, задал свой вопрос, но Арин и бровью не повела, сохраняя на лице прежнее добродушное выражение, которое меня все больше выводило из себя. — Я здесь и внимательно слушаю.

Я откинулся на спинку кресла, тем самым пытаясь показать равнодушие. Официантка поставила две чашки кофе и удалилась. Арин придвинула к себе одну, опустив взгляд. Вблизи она выглядела так же, как я помнил. Только теперь нас разделял океан безмолвия и недопонимания, который создала она. Арин посадила меня в лодку и отправила в свободное плавание, только не указала курс, поэтому пришлось искать самому. И я прекрасно с этим справлялся десять лет. Теперь отсутствие родителей в жизни не страшило, как раньше, потому что я давно привык к одиночеству, заполняя пробелы музыкой, друзьями и весельем.

— Да, прости, — вздохнула она, слабо улыбаясь. — Наверное, у тебя множество вопросов.

Я только хмыкнул, заставляя взглянуть ее с недоразумением.

— Когда-то так и было, со временем остался только один, — ледяным тоном произнес, наклоняясь и подаваясь вперед. Я поставил руки на столик и сплел пальцы в замок, кладя подбородок. — Скажи, каково смотреть в глаза… сыну, которого ты бросила, ради сцены?

— Габриэль… — произнесла тихо Арин, но я качнул головой, поморщившись.

— Это имя в прошлом, я давно не Габриэль, не твой ангел… мама, — через силу кинул, с вызовом глядя ей в лицо. — Рай без ангелов… Знаешь, куда ты изгнала их? — я наклонился еще ближе и прошептал: — В Ад. Это сделала ты. Я давно нахожусь на обратной стороне Рая.

И все же я поражался железной выдержке, которой она обладала, не выдавая эмоций. Наверное, это заслуга Арин, что я умело использовал маски. Я ударял ее колкими фразами, но они разбивались о ее невозмутимое выражение. Только в глазах мелькало отчаянье, боль и испуг.

— Я знаю, что я поступила ужасно, по отношению к тебе…

— Ужасно? — перебил и скривился. — Ах, ну да, давай вспомним, что ты сделала десять лет назад, — я сглотнул и прищурился, — изменила отцу с музыкантом, ради достижения мечты.

— Ты не знаешь правды, Габриэль, — произнесла с мольбой в голосе Арин. — Дай возможность рассказать ее, исправить то, что я натворила когда-то давно.

— А ты не думала, что для правды бывает поздно? — безразлично посмотрел на нее и отпил кофе. — Не думала, что она бывает уже не нужна?

— Если ты здесь, значит готов меня выслушать. Принимать ее или нет, твое право, но я обязана рассказать, что случилось на самом деле.

— Будь я десятилетним сопляком, наверное, обрадовался, что мама вернулась и неважно, почему ушла. Наверняка у нее на то были свои причины. А сейчас, — я облокотился о спинку кресла и взглянул на ее напряженное красивое лицо. — А сейчас уже все равно. Я давно не ищу правды, меня вполне устраивает нынешняя жизнь.

— Каждый вправе искупить вину и рассказать то, что его гложет, — вымолвила пересохшими губами Арин, взяв кофе. — Я не могла этого сделать раньше, не лишай возможности сейчас.

Я несколько секунд смотрел в ее красивые зеленые глаза, вспоминая детство, но потом… Потом Арин оставила за собой лишь разбившиеся детские мечты. Я положил руки на стол и наклонил голову, разглядывая ее.

— Смотрю я на тебя сейчас и вижу перед собой совершенно чужого человека, — Арин изменилась в лице, приоткрывая удивленно рот. — Кто ты? Моя мать, всемирно известная пианистка или кто-то иной? Я не знаю, о чем нам с тобой говорить, и как снова поверить. Но худшее, — я сделал паузу, собираясь с мыслями и ловя ее изумленный взгляд, — худшее, что есть два незнакомых человека. Ты совершенно не знаешь меня, я — тебя. Мы друг другу сейчас никто. Тебя не было десять лет, думаешь, фразой «Прости» можно все исправить? Даже вытягивая гвоздь из сердца своими извинениями, там останется дыра, не забывай.

— Нет, Габриэль, я знаю, что слова — это способ выразить сожаление и попытаться достучаться. Я воспользуюсь шансом, может, ты поймешь меня, а прощение… — она вздохнула и слабо улыбнулась. — Это решать только тебе.

«Тогда почему ты смогла обойтись без меня? Почему не искала встреч, а просто ушла?», — готовы были выплеснуться вопросы, но я сильнее сжал подлокотники, сдерживаясь.

— После твоего ухода отец возненавидел меня. Ты знаешь, что он считает меня отбросом? — тихо произнес, глядя сквозь Арин и впитывая болезненный жалостливый взгляд. — Он относился ко мне снисходительно, только ради тебя. Когда ты ушла, отец обвинял меня, считая исчадием Ада. Он говорил, что я мусор и неудачная трата спермы. Так вот, мусор и неудачная трата спермы обходился прекрасно без «любящих», — выплюнул с сарказмом, — родителей, как и они без меня. Всего хорошего, мама.

Я резко встал, но уйти было не суждено, потому что меня обхватили руки Арин. Тело интуитивно напряглось, кулаки сжались, а дыхание стало сбивчивым. Как давно я жаждал ее объятий, почему же так больно?

— Пожалуйста, Габриэль, — прошептала она дрожащим голосом. — Пожалуйста.

Мамины объятия, которые успокаивали когда-то давно, дарили уют и тепло, сейчас вызывали в груди жжение, словно меня касалась колючая проволока.

— Он лишил меня родительских прав до твоего совершеннолетия, угрожал судом.

Я замер, не в силах поверить в услышанное. Она пыталась выгородить себя и облить грязью отца? Где же правда?

— Я не изменяла Сенту. Никогда, — с отчаяньем говорила Арин. — Я солгала, выпалила на эмоциях, а потом… потом… потом поздно было говорить.

— Ты врешь, — прохрипел я, чувствуя, как сильнее Арин прижимается к спине.

— Нет, Габриэль. Я хотела уйти с тобой, только не успела. Он отнял тебя, самое дорогое, что у меня было. Мo aingeal…

Я резко развернулся, глядя в ее блестящие от слез глаза, слова застряли огромным давящим комом в горле. Отец… во всем виноват отец и его жажда мести? Возмездия?

— Почему ты не сказала ему правду? Почему солгала? — отрешенно сказал, падая обратно в кресло, чтобы меньше привлекать внимание посетителей, которые уже кидали на нас озабоченные взгляды.

— Твой отец безжалостный человек, — тяжело вздохнула Арин, сжимая руки на столе и промокая глаза платком. — Он никогда не хотел идти на компромиссы, устанавливая только свои правила. Он душил, не оставляя иного выбора, как уйти. Я ушла, только все обернулось против меня.