Слабак…

Как легко ненавидеть на расстоянии и как сложно контролировать нежные чувства рядом с тем, кто когда-то был источником любви, нежности и тепла. Сколько ни старайся, но узы, которые я хотел оборвать, распутать узел, не дававший спокойно жить, запутался еще больше.

Слабак…

Холодные капли стекали по лицу и шее. Я стоял под пронизывающим ветром и шквалом дождя, обрушающегося с темного неба. Ледяные порывы били в лицо и вонзались иглами в тело.

— Сэр! Сэр! — доносится до сознания взволнованный голос. — Мистер Лавлес!

На плечо опустилась тяжелая рука, зрение сфокусировалось на хмуром охраннике, который смотрел на меня, как на чокнутого психопата, сбежавшего с палаты.

— Мистер Лавлес, вас все ищут, сэр.

— Скажи, что я в номере, и не хочу никого видеть, — прохрипел и скинул его руку, чувствуя, как стучат зубы и дрожит тело.

— Сэр, вам лучше вернуться в отель…

Поднимаю тяжелый взгляд и ясно даю понять, что не нуждаюсь в его советах и присутствии. Мужчина только с осуждением смотрит и произносит:

— Я скажу, чтобы вас не беспокоили, сэр.

Он задерживает на несколько секунд глаза, кивает и оставляет меня один на один с гложущими мыслями.

Ливия

Я снова считаю и пытаюсь успокоиться. Сколько еще я должна вытерпеть боли? Кончится ли это когда-нибудь? Я судорожно вздыхаю, сильнее обхватываю ноги, прижимая к груди, и превращаюсь в комок отчаянья и безнадежности. Кажется, еще немного, и я тоже сломаюсь… Слезы снова катятся из глаз, а в мысли вторгается разговор с доктором.

— Я не понимаю… — с ужасом бормочу, прикрывая рот ладонью.

— У Коди острый лейкоз, в этой стадии бывают осложнения, — произносит спокойно врач, пока меня разрывает на части.

— Какие… какие осложнения?

Мужчина коротко вздыхает, в глазах мелькает печаль, и это подкашивает мою уверенность.

— Скажите, почему я не могу увидеть брата, — собираю последние силы и ищу в его глазах ответ.

— Ливия, — он делает паузу, проводит ладонью по лицу и снимает очки. — Пока что, к сожалению, Коди нуждается в изоляции. К нему допускается только мед. персонал.

— Почему?

Глаза метаются по его уставшему лицу, но кроме сожаления я ничего не вижу.

— У Коди начала прогрессировать анемия и кахексия.

Все медицинские термины далеки от меня, но достаточно понять по голосу, что это плохо. Я вопросительно и испуганно смотрю на мужчину.

— Организм Коди перестал усваивать еду и препараты, сейчас он находится под капельницей, и его жизнь поддерживают витамины.

Прикрываю глаза и облокачиваюсь о спинку, теряя все слова и силы. Не может быть…

— Мы должны отложить операцию на некоторое время, Ливия, чтобы избежать геморрагического синдрома, то есть кровоизлияния в жизненно важные органы. Это может привести к летальному исходу…

Потом я потеряла сознание, мозг отказывался верить в страшные слова и диагнозы. Меня трусило от паники, и пришла я в себя, лежа на кушетке. Белый потолок, запах медикаментов, рядом, положив голову на руки, сидел Виджэй.

— Джей? — голос еще был совсем слабым. Я погладила его по спутавшимся волосам.

Брат поднял заплаканные красные глаза и прошептал:

— Прости, Лив.

— Все хорошо, — я постаралась улыбнуться, но попытка с треском провалилась. — Все будет хорошо, — уверяла его и себя. Как глупо…

Он крепко обнял меня, уткнувшись в волосы, а я повторяла эту фразу, пока вновь не уснула от усталости и беспомощности…

Стук в дверь отвлек от воспоминаний. Вытерла мокрое лицо и посмотрела на часы. Так поздно… Может, ошиблись? Но стук повторился снова, и я медленно пошла к двери, прислушиваясь и размышляя, кого принесло на ночь глядя.

На пороге стоял, опустив голову, промокший до нитки Оззи. Он упирался ладонями о стенку, капельки стекали по его волосам за ворот черной рубашки и падали на пол.

— Оззи?

Безжизненный и отстраненный взгляд заставил поежиться и нахмуриться. А с ним-то что случилось? Кажется, он должен развлекаться в клубе в обществе доступных девиц.

— Что ты здесь делаешь?

Мне вовсе не нравилась эта ситуация, не хотелось, чтобы нас снова кто-то застукал и донес Санди. Вряд ли менеджер еще раз «закроет глаза», а вылететь с работы — меньшее, что сейчас требовалось.

— Эй…

Оззи смотрел исподлобья, словно сквозь меня. Я скрестила руки на груди и раздраженно вздохнула. Сил ссориться и выяснять отношения еще с ним не было.

— Долго будешь молчать…? Что происходит вообще?

Парень отстранено взглянул и прошел в номер, оставляя меня в недоразумении. Я выглянула в коридор, дабы убедиться, что нас никто не видит, и закрыла дверь.

— Объяснись, пожалуйста, — настойчиво повторила, проходя в комнату. Оззи сидел на кровати, опираясь локтями в колени. Ответа я так и не дождалась. Угнетающее молчание заставляло еще больше нервничать и придумывать различные головоломки.

— Оззи, — я притронулась к его плечу и резко отдернула руку. Да он был ледяным! — Ты ненормальный?! Немедленно раздевайся! Заболеть хочешь?!

Я судорожно стала расстёгивать пуговицы, но пальцы не слушались. Чертыхаясь, наконец, стянула мокрую холодную ткань и взглянула на его лицо, не выражающее эмоций.

— Да чтоб тебя… — прошипела я, пытаясь расстегнуть ремень, но руки дрожали от волнения. Это уже было не смешно. От безысходности я вскочила на ноги и влепила ему звонкую пощечину. — Да приди в себя!

На щеке парня расцвело красное пятно, а в глазах прояснилось. Он непонимающе огляделся, замечая меня, и прохрипел:

— Ливия?

— Неужели, — застонала я. — Ты меня до смерти напугал, идиот…

Оззи взлохматил влажные волосы и качнул головой.

— Тебе надо в горячую ванную или завтра сляжешь с воспалением легких, — серьезно произнесла и подошла к телефону. — Закажу имбирный чай…

— Ливия.

Я замерла на полпути от его бесстрастного тона и оглянулась.

— Закажи что-то покрепче, чем имбирный чай.

Мне хотелось закатить глаза, но я сдержалась и строго сказала:

— Ты много пьешь, это уже алкоголизм, знаешь ли…

— Ливия, — повторил так же холодно Оззи, перебивая и поднимая равнодушный взгляд. — Просто закажи виски. Пожалуйста. И принеси чистые вещи.

Наверное, в другой бы ситуации я снова начала злиться, спорить, кричать, но сейчас понимала, что могу навредить. Поэтому послушно сделала то, о чем он просил.

Я наблюдала, как Оззи наполняет стакан и молча выпивает, без слов, эмоций, словно вливает в себя не алкоголь, а воду. Один, второй, третий… Зачем пьет? Чтобы заглушить боль?

— Поддержишь компанию? Выпьешь за мои двадцать.

— Я не… — я взглянула на его безучастное и отрешенное лицо, вздохнула, и кинула: — Ладно.

Неуверенно поднесла стакан к губам, напоминая, что было в прошлый раз, и сделала маленький глоток. Горло неприятно обожгло, и я закашляла. Оззи хмыкнул и протянул дольку апельсина. Как можно пить эту гадость? Скривилась и быстро закусила.

— Вино, кажется, было вкуснее, — недовольно проворчала я, слыша его смешок.

— Заказать?

— Нет, — с сарказмом промолвила и присела напротив в кресло.

В этот раз я не лезла с расспросами и ждала, пока он сам захочет поговорить, но Оззи не спешил. Сегодня я отчетливо ощущала его боль, она исходила вибрирующими волнами и требовала выхода. Почему ему больно? Что могло произойти?

— Этот день рождения самый запоминающийся и особенный, — разрушил Оззи молчание, покачивая стаканом в воздухе. В его голосе слышалась нескрываемая печаль и ирония. — Праздник без именинника.

— Почему же именинник бросил своих гостей? — осторожно спросила и взглянула на его задумчивое лицо.

— Потому что я не в состоянии веселиться, — он сделал глоток, допивая до дна, и подпалил сигарету. — Мне нужен сегодня человек, с которым я могу помолчать.