Наши отношения испортились давно, когда они с мамой развелись. Мне было всего десять, когда открылась «приятная» правда о том, что один родитель изменял другому. Тот период хотелось вычеркнуть из памяти, забыть раз и навсегда. До последнего не верил, что мама была способна на измену. Когда она собирала вещи, я спросил, почему она так поступила с папой и мной.

— Я была с ним несчастна, mo aingeal.(с ирл. «мой ангел»)

— Ты не любишь нас?

— Что ты, ты самое дорогое, что у меня есть, — мама прижала к себе и, подрагивая, гладила по волосам. — Но я не могу жить с ним, может, когда ты станешь старше, поймешь…

— Ты меня бросаешь?

— Мo aingeal, как бы я хотела, чтобы ты был со мной, но он сделал так, что мы вряд ли сможем видеться, — всхлипывала она, а я безучастно смотрел на стену. Тогда я не до конца осознавал произошедшего, только понимал, что мама поступила плохо.

Я сильно разозлился, закричал, что больше не хочу ее видеть и выбежал из комнаты.

Потом начался самый жесткий трэш. Отец напивался, как последняя свинья, даже иногда бил меня. Приводил шлюх, гулял и пропадал на несколько дней. Все стабилизировалось спустя пару месяцев, после ухода мамы, когда отец понял, что бизнес может прогореть, и он разорится. Но ситуация так и не изменилась: мы были друг другу, словно чужие люди. Практически не общались и виделись разве что по утрам, перекидываясь парочкой фраз. Когда мы с пацанами решили создать группу, я стал учиться игре на гитаре. Отца эта новость, мягко говоря, не обрадовала. Он взбесился и расх*рачил ее к х*ям. В щепки. Это была гитара мамы… Её подарок. Единственная вещь, которая напоминала о ней. После этого инцидента, наши отношения с отцом вовсе испортились и сошли на «нет».

В четырнадцать я попросил купить мне квартиру и перебрался туда. Бизнес отца развивался стремительно, он летал постоянно в командировки, практически не появляясь дома, поэтому продал его. Я изредка проезжал мимо и видел, что там теперь жила молодая семья. От нашей осталось лишь пустое слово.

— Оз, — возвращает из дебрей памяти раздражающий голос Купера, и я, нехотя, поворачиваю голову в его сторону. — Вылет ночью, ты услышал?

— Ага, теперь можно я отосплюсь?

Менеджер сдержанно кивает, и мы с парнями выходим из кабинета.

Когда объявляют посадку на самолет, и наша группка из пяти человек устраивается в салоне, я врубаю на всю громкость музыку, не заботясь о том, что кому-то мешаю. Ловлю неодобрительные взгляды пассажиров и делаю еще громче, подзывая симпатичную стюардессу. Девушка мило улыбается, пока сканирую ее подтянутое и хорошо сложенное тело в темно-синем костюме.

— Хилари, — отрываю глаза от бейджика, прикрепленного к груди, — можешь мне что-нибудь… предложить?

— Охладительные напитки? — щебечет девушка, хлопая ресницами.

— Да-а-а… — растягиваю губы в усмешке и провожаю ее взглядом, разглядывая задницу, обтянутую юбкой.

— Чувак, что ты уже задумал? — бормочет Райт, вытаскивая один наушник.

— Тебе скажи, тоже захочется.

— Дебил, — он хмыкает и качает головой. — Не спались, или Купер снова будет орать.

— Да насрать на него.

Хилари появляется в проходе со стаканом апельсинового сока, ставит на небольшой столик, улыбается и «случайно» касается руки. Из пальцев выскальзывает маленький листок, который я разворачиваю и читаю.

«Служебный туалет. Через тридцать минут. Оставишь на мне автограф?»

Качаю головой, ухмыляясь, и засовываю бумажку в карман джинсов.

— Куда ты? — спрашивает Купер, когда я прохожу мимо его кресла.

— В туалет. Нельзя? — произношу с издёвкой.

Менеджер надувается и сжимает плотно губы, ничего не говоря.

Секс на хрен знает какой высоте — это тот еще экстрим. Хилари приходится заткнуть рот и делать это как никогда быстро и тихо. Мучают ли меня угрызения совести? А что такое совесть? Если самолет разобьется, я хотя бы умру удовлетворенным и с улыбкой на губах.

Застегиваю ширинку, поглядывая на раскрасневшуюся девушку, которая одергивает юбку-карандаш и поправляет прическу.

— Оставишь номерок? — спрашивает она, когда я уже собираюсь выйти.

— Зачем? — непонимающе спрашиваю и улыбаюсь, встречая ее игривый взгляд.

— Может, еще полетаем.

— Может, и полетаем, детка, — целую ее в щеку и выхожу.

Сразу ловлю на себе негодующий взгляд Мэтью, делаю расстроенную рожу и быстро «оправдываюсь»:

— У меня запор, есть слабительное?

Шем дико ржет на весь салон, а Купер открывает-закрывает рот, как рыба, и бормочет какие-то ругательства.

Падаю в кресло, затыкаю уши наушниками и прикрываю глаза.

— Этот мир твой — бери его, если хочешь! Будь свободен! Будь свободен, дай себе волю, потеряй голову. Избавься от своих комплексов и запретов, почувствуй вкус ветра. Распусти волосы, подними руки вверх! (слова из песни «Run Free» группы Asking Alexandria)

Надеюсь, «папочке» не приспичит вдруг встретиться…

Ливия

Я медленно считаю до трех и аккуратно жму на кнопку. Ничего не происходит, экран по-прежнему черный и не подает никаких признаков жизни.

— Супер, конечно же, как всегда… — бормочу невнятно себе под нос, отпихивая в сторону бесполезный кусок пластмассы. — Утро добрым не бывает, Лив.

Кровать издает звуки умирающего кита, когда я встаю.

— Ну, давай еще ты сломайся, вообще круто будет, — обращаюсь к неодушевленному предмету. — Это же мое самое сокровенное желание — спать на матрасе с выпирающими пружинами.

Беру газету с объявлениями и топаю на кухню. Открываю дверцу шкафчика и достаю растворимый кофе. Пока греется вода в чайнике, бегаю глазами по тексту, отмечая красной ручкой заинтересовавшие вакансии.

— Требуется кассир… Официанты… Разносчики пиццы…

Мне пришлось уволиться с прошлой работы, когда начальник начал распускать свои жирные руки. Редкостный козел и жлоб. Он думал, что я буду раздвигать ноги, чтобы меня не уволили. Ха! Как будто официантка — работа моей мечты! Урод! Мало того, что забирал приличный процент с чаевых, оставляя жалкие гроши, так еще оказался старым извращенцем! До сих пор передергивало, когда вспоминала его покрасневшую рожу и потные руки.

— Фу… — выплюнула и помотала головой, прогоняя ненавистные мысли.

Взяла чашку с кофе, делая осторожно несколько глотков, и продолжила переворачивать страницы. Похвастаться нечем: работу потеряла, а замену еще не нашла, ноутбук сломался и на новый нет денег, старый хрыч не дал зарплату, и у меня теперь из-за него ни копейки за душой. На этой неделе еще надо отдать месячную плату за аренду квартиры, и вряд ли Мерил обрадуется, если я ее задержу. Конечно, она неплохая женщина, но деньги нужны всем и за крышу над головой нужно платить.

Вся моя жизнь — сплошная череда недоразумений. Есть люди, которые рождаются под счастливой звездой, а есть я — полный лузер и неудачница. Проехала машина и облила с ног до головы? Украли кошелек, в котором были последние деньги? Сломался каблук? Знаем, умеем, практикуем чуть ли не каждый день. Про вечные проблемы с техникой я вообще молчу — мне ее нельзя давать в руки. Наверное, она чувствует исходящую от меня ауру невезенья и сразу сдается под ее напором. Я — человек-несчастье.

Сколько себя помню, столько и случаются со мной каверзные ситуации. Даже в школе одноклассники обходили стороной, будто на лбу у меня было написано «лох — это судьба», «лузер», «полный ноль», поэтому так и осталась аутсайдером. С поступлением в колледж я пролетела, как «фанера над Парижем», а все почему? Потому что мои документы каким-то волшебным образом испарились. То, к чему я так стремилась, полетело к чертям. Пришлось выкручиваться и искать оптимальный выход из ситуации — работу.

Работу в Нью-Йорке найти не трудно, но хорошую и высокооплачиваемую без образования и с шансом на карьерный рост как раз наоборот. Конечно, если вы не сын/дочь/племянник/племянница/сестра/брат какой-то влиятельной «шишки». В учебе я не была сильна, все приходилось зубрить. Полюбившегося предмета, которому отдавала предпочтение, не было, хотя многие одноклассники на последнем году учебы уже знали, куда хотят поступить. В итоге, даже здесь судьба показала мне жест из трех пальцев.