— Да ты профессионал, — язвительно сказала, освобождаясь от куртки и промокших кед.

— Ты о чем? — Оззи мельком посмотрел, скидывая кожанку и оставаясь в футболке, которая недавно красовалась на мне.

— О том, что тебе сложно сказать «нет» и ты безупречный опытный пикапер, — усмехнулась я, надевая белоснежный халат и тапочки.

— Но такие девушки есть, — он кинул многозначительный взгляд и криво ухмыльнулся. — Хотя, уже нет.

Это намек на вчерашнюю ночь и мое поражение?

— Ты меня напоил, это не считается, — возразила я.

— Напоил бокалом вина? Ты просто не умеешь пить, милая, и сама хотела этого…

— Ничего я не хотела!

— Поэтому лежала и стонала подо мной, — с издевкой произнес недоумок, расплываясь в самодовольной улыбке.

Сколько же в нем высокомерия!

— «Поэтому уснула», ты хотел сказать, — ехидно улыбнулась и встретила его колючий взгляд. — Твои способности мастера соблазнения не сработали.

— Колючка, заметь, мы одни в этой комнате, я могу запереть дверь и продемонстрировать свои способности на трезвой тебе.

— Мечтай, — фыркнула в ответ и вышла.

Чем ближе подходила к палате Коди, тем больше переживала и нервничала. Когда твой близкий на грани и каждый день для него на вес золота, уже боишься открывать дверь, потому что не знаешь, каким увидишь его в этот раз. И увидишь ли…

В помещении никого не было, кроме братика, смотрящего в окно, и работающих аппаратов. Он снова один… Сердце сжалось и стало очень обидно. Почему Роза не с ним? Почему Виджэй не навещает его? Почему папа так поступает, когда нужна поддержка? Почему они бросили Коди?

— Хей, привет, — сказал громко Оззи, входя в помещение и задевая нарочно плечом. «Улыбайся» безмолвно сказал он.

— Привет, малыш, — я прикрыла за собой дверь и постаралась улыбнуться. Сложно, но я должна его хоть как-то подбадривать.

Черт, казалось, что химиотерапия не помогает, а убивает его. Коди выглядел совсем неважно: взгляд потухший, кожа серая, а косточки отчетливо выступали из-под светлой пижамки.

— Привет, — слабо улыбнулся он.

— Какой он малыш? У меня в таком возрасте уже были девчонки и первый секс, — сказал Оззи, разворачивая к себе стул и ставя спинкой к себе.

— Перестань говорить чушь, он ребенок, — разозлилась я, ударяя его по плечу. Идиот.

— Ливия, можно спросить? — тихонько позвал Коди.

— Конечно, — я села на кровать и наклонилась.

— Это тот парень, который тебя достает? — прошептал он, а зеленые глаза весело заблестели. — Бирюзовая мочалка и извращенец.

— О, ну… — я запнулась и покосилась на Оззи, прикладывая палец к губам.

— Что? — непонимающе переспросил парень, поглядывая на нас.

— Лив обещала, что сходит на концерт, — объяснил ему Коди, озорно улыбаясь. — Ты музыкант?

— Да, меня зовут Оззи, а тебя?

Они пожали друг другу руки, и на душе стало спокойно и тепло от такого жеста.

— Коди.

— Сколько тебе?

— Четырнадцать.

— И чего ты тут тухнешь?

— Я умираю.

Мои глаза стали заполняться моментально слезами, после этих слов, а сердце предательски сжалось. На колено опустилась ладонь Оззи, и я тяжело вздохнула, встречая его пристальный взгляд, который говорил «Держись».

— Ну, ты и пессимист. Ты знаешь, что твоя сестра очень сильная? — произнес он, глядя мне прямо в глаза.

— Знаю.

— Ты должен брать с нее пример и бороться. Настоящие мужики не ноют, — ободряюще сказал Оззи.

— Виджэй тоже так говорит, — зевнул братик.

— Он приходил? — спросила я, гладя его по голове.

— Не знаю…

Коди уснул, и я дала волю слезам, которые хлынули из глаз. Даже присутствие Оззи не смущало, потому что я не могла держать эту боль в себе — ее слишком много.

— Вы с ним не похожи, — тихо сказал он через время.

— Я приемная…

Оззи кивнул и больше не задавал лишних вопросов. Я была благодарна, что он не стал затрагивать и углубляться в эту тему. Пока что я не готова открывать ему душу… Не сегодня. Не сейчас.

— Завтра деньги поступят на счет.

Мы сидели в кабинете врача, который удивленно смотрел на Оззи и меня.

— Операция ведь нужна срочно? Вы можете ее назначить как можно скорее?

— Мы ищем подходящего донора, чтобы все прошло успешно, — откашлялся доктор, поправляя очки.

— Это ребенок, впереди у которого огромное будущее, и он умирает, — отчеканил парень, нахмуриваясь.

Я оторопело взглянула на его серьезное лицо и сжала руки на коленях.

— Конечно…

— Тогда ищите усерднее донора, — безоговорочно произнес Оззи. — Нужная сумма будет переведена завтра. Ваш же долг спасать людей, так какого хрена он умирает в той палате?

— Оззи, пожалуйста… — прошептала я испуганно.

— Пересадка костного мозга одна из сложных и болезненных операций, — не обращая внимания на грубость, сказал мужчина. — Конечно, мы сделаем все от нас зависящее, но если клетки не смогут прижиться…

— Тогда сделайте, — бросил Оззи, поднимаясь и отрывая листок бумаги. Он что-то написал и отложил ручку. — Его жизнь в ваших руках.

Я не знала, стоит ли вообще что-то говорить, поэтому молчала, когда мы возвращались в отель. Такси медленно тащилось в пробке по Таймс-сквер, и мой взгляд скользил по ярким и цветастым афишам с рекламой. Мне надо время, чтобы переосмыслить последние события. Подумать, оценить и сделать выводы. Удивительно, но Оззи тоже не произнес ни слова. Вот это новость, что он мог держать рот на замке так долго, не язвить и не говорить пошлых шуточек. Парень постукивал пальцами по обивке сиденья, глядя в окно, а глаза опустились на кольцо. Я вспомнила легенду о Соломоне, наш разговор, его размышления… Не думала, что Оззи может так глубоко и правильно мыслить. Мне нравились его рассуждения, пусть даже мы были выпившими, но он открылся мне с другой стороны, о которой я раньше даже не догадывалась. Еще недавно он вызывал во мне только негативные эмоции и желание хорошенько врезать коленкой по одному месту, а сейчас… Сейчас я смотрю на него и считаю, что он не такой плохой парень на самом деле. Бабник — да, придурок — да, но его поступок говорит еще об одной важной вещи — доброте.

— Бля, как же достала эта тупая пробка, — взорвался Оззи, и я закатила глаза, хмыкая. Прежний Оззи вернулся. — Остановите здесь, лучше пройдемся, пока нет гребаного дождя.

— Я хочу жрать, — заявил он, когда мы выбрались из такси и влились в поток людей. — Давай перекусим где-то.

— Нам осталось пройти всего несколько кварталов до отеля…

— Колючка, я не завтракал и не обедал, поэтому заходим в тот ресторан, это не обсуждается, — показал он пальцем на здание и поспешил на противоположную сторону. Мой желудок, узнав о скором перекусе, начал издавать ужасные булькающие звуки, поэтому я не стала спорить.

Ресторан находился как раз на углу Седьмой авеню и 57-ой улицы напротив Карнеги-холла — концертного зала и одной из самых престижных площадок для исполнения классической музыки. Я шла, раскрыв рот, и не заметила спешащего навстречу мужчины, который больно толкнул плечом, даже не извинился и побежал дальше по своим делам. Вот нахал! Я ругнулась, потирая ушиб, подняла взгляд и несколько раз непонимающе моргнула. На меня смотрели очень знакомые нефритовые глаза, только принадлежали они безумно-красивой светловолосой женщине. «Большой концертный тур Арин О'Кифф — всемирно известной пианистки» — гласила надпись на афише. Я разглядывала ее лицо, и оно мне кого-то очень напоминало… Очень.

— Эй, Оззи! — окликнула его и стала показывать пальцем на здание.

— Слушай, я хочу жрать, а когда я голоден, очень зол, понимаешь? — развернулся парень и проследил за моей рукой. Его колючий взгляд резко изменился — этого нельзя было не подметить. Ветер развивал его бирюзовые волосы, челюсти напряглись, а в глазах стояла пустота — они выглядели холодными и чужими. Он смотрел на афишу лишь мгновение, но его хватило, чтобы я смогла увидеть странные изменения, произошедшие за какие-то секунды. Я переводила взгляд с парня на фото женщины и все больше убеждалась, что между ними есть сходство. Фамилия и имя у нее не американские… Как странно все же.