— Ты ведь фотограф, который работает на «Потерянное поколение»? — спрашивает он, но я не оборачиваюсь, прибавляя шаг. Знаю, какие они компрометирующие вопросы порой задают и молчу, опустив голову. — У нас есть информация, что один из участников пристрастился к наркотикам, это правда? — не отстает журналист, щелкая затвором. Он думает, я что-то скажу? Тяжело вздыхаю и прохожу в здание, поправляя ремень сумки. — Вас что-то связывает с Оззи? У вас ведь с ним роман? Давно? — кричит настырный мужик вслед, поджимаю губы и говорю свою фамилию охраннику, показывая удостоверение личности.

Когда Габриэль открывает дверь, в глаза сразу же бросается его нездоровый вид.

— Привет, — более дружелюбно говорю, проходя в помещение.

— Привет, — хрипят в ответ, пока я оглядываюсь. Впервые у него дома на Пасифик-Пэлисейдс. Интерьер очень схож с интерьером стеклянного замка, только не хватает воздушности, хотя вид из панорамных окон просто изумительный. Я восхищенно взираю на лазурную воду и белый песок, раздумываю над локацией съемок.

— Будешь что-то пить? — предлагает музыкант, но я качаю головой. Габриэль пожимает плечом и достает бутылку пива, опустошая сразу почти половину. Я не особо рада такому раскладу, но не подаю вида, чтобы не ухудшить ситуацию.

— Внизу тебя караулит журналист, — нахожу тему для разговора, чтобы не молчать. Сейчас тишина действует не так, как обычно. Она тяготит и отдаляет.

— Да они там все время трутся, задолбали уже, — парень устраивается с напитком на диване, кладя одну руку на спинку. Выглядит Лавлес измотанным и не выспавшимся, о чем свидетельствует бледность и круги под глазами.

Пока я раскладываю оборудование, он выпивает пиво, но по-прежнему молчит. Это очень странно, между нами будто возникает незримая стена. Впервые не знаю, о чем говорить, поэтому чувствую себя жутко некомфортно, настраивая камеру.

— М-м-м… мы можем приступать, — я отхожу немного в сторону и смотрю внимательно на Габриэля через объектив. На его лице никаких эмоций, кроме безразличия и усталости. Может, перенести съемки? Уже представляю недовольное выражение их менеджера и хмурюсь. Черт, он меня закопает. — Эм… ты будешь фотографироваться так?

На парне только потертые джинсы, что приводит в замешательство. Конечно, он отлично слажен, но это ведь не фотосессия в женский журнал, чтобы разбудить пошлые фантазии читательниц.

Габриэль оглядывает свой голый торс, и на губах вырисовывается кривоватая улыбка.

— Я тебя смущаю?

— Нет, — закатываю глаза, скрещивая на груди руки. — Но было бы лучше накинуть что-то наверх. Это ведь съемки для книги Джинет.

— Да ладно, так и скажи, что я тебя смущаю, — дразнит Лавлес, но все же поднимается и исчезает на втором этаже. Я облегченно вздыхаю, когда слышу прежние подколы в свой адрес. Это лучше, чем тягучее молчание.

Гитарист возвращается в черной футболке с логотипом группы Metallica и вопросительно смотрит на меня.

— Так пойдет?

Показываю безмолвно большой палец и делаю несколько снимков, изучая их после. Все-таки ощущается некая неловкость и дискомфорт. На фото Габриэль смотрит в объектив отрешенным взглядом и без улыбки. В зеленых глазах, словно убавили контрастность и яркость: они очень тусклые и пустые.

— Все? — спрашивает нетерпеливо парень через тридцать минут, раздраженно постукивая пальцами по другой руке. Удивленно убираю «лейку» и листаю фото.

Это ужасно… Я огорченно просматриваю полученные кадры, осознавая, что не покажу их Джи. Из каждого снимка на меня смотрит опустошенный взгляд, будто отражая внутреннее состояние Габриэля. Это наводит на плохие мысли и вопросы. Что, если он балуется наркотиками и пресса права? Я не видела людей под кайфом, поэтому даже не понимаю, употребляет ли что-то Габриэль, кроме алкоголя и никотина. Сегодня он при мне еще ни разу не курил, только выпил пиво.

— Я… не уверена, что они подойдут, — осторожно произношу, кусая внутри щеку.

Габриэль вопросительно смотрит, но я не знаю, что ответить, поэтому неловко отвожу взгляд на океан за окном. Почему мы не можем нормально говорить? Когда выросли бездушные стены между нами и как их разрушить?

— Слушай… я не хочу показаться скотиной, понимаю, что это твоя работа, но мне хреново, — сухо говорит Габриэль и проводит ладонями по лицу, его кадык дергается, когда он сглатывает и безразлично сморит на меня. — Давай быстрее закончим, чтобы ты поскорее уехала.

Не могу и слова промолвить, после этой фразы. В горле растет ком, в носу щипает — еще чуть-чуть, и я разревусь. Видимо, все мои эмоции написаны на лице, потому что парень отворачивается. Черт… Я кусаю губы и сильнее вцепляюсь пальцами в камеру, унимая дрожь.

— Ты ведь знал, что сегодня съемки, — тихо произношу с упреком, смотря в пол.

— Я забыл, — меня пробирает холод, исходящий из его голоса, и я невольно ежусь.

— Потому что был очень занят вчера, — выпаливаю и поднимаю глаза, полные обиды и злости. Еще немного и повторится ситуация двухнедельной давности, чего я хочу меньше всего, но его свинское поведение ударяет по самолюбию.

— У меня много нянек, я не нуждаюсь в твоих услугах, — Лавлес резко встает и направляется к холодильнику, доставая новую порцию пива. — Что не подходит, Ливия? Ты ведь фотограф, скажи, что не так.

Он опирается о столешницу, окатывая волной равнодушия, и покачивает бутылкой. Я замыкаюсь и молчу, не зная, что говорить. Что не подходит? Я не понимаю, где тот парень, которого видела в Ирландии! Где заботливый Габриэль? Где нежный взгляд? Хочется собрать вещи и улететь, отдать Джи отснятый материал и не париться. Быстрее бы эта пытка закончилась, и я улетела в Нью-Йорк, погружаясь с головой в новую работу.

— Почему ты молчишь? Ты можешь объяснить, что я должен сделать? — я вся сжимаюсь от его нервозного тона. Надо бы дать отпор, наорать и сказать, чтобы не вел себя, как аморальный подонок, но вся ярость погасла.

— Улыбнуться, — отвечаю в тон ему, и бросаю хмурый взгляд.

— Улыбнуться? Ладно, — он допивает пиво, ставит со стуком бутылку, отчего я вздрагиваю, и подходит ближе. Его красивое, но бледное лицо освещает фальшивая радостная улыбка, и меня передергивает. — Что? — Лавлес замирает в паре шагов.

— Не так… — мой голос становится все тише, а его раздражение столь ощутимо, что я хочу развернуться и скорее свалить в Брентвуд. Не хочу ссор, не хочу видеть его равнодушие, не хочу ничего. С меня хватит.

— А как… Ливия? — мои губы превращаются в тонкую нить от хладнокровного тона, где нет ни капли тепла.

— Как в Ирландии, — набираюсь решимости и смотрю прямо в прищуренные мутно-зеленые глаза. Он очень долго удерживает мой взгляд, но искр и фейерверков больше нет, трещина превращается в пропасть, а пропасть — в бездну.

— Ты думаешь о том, чего нет, — четко произносит Габриэль, все еще смотря на мое вытянувшееся от удивления лицо.

— Думаю о том, чего нет? — я вспоминаю слова Джи о нерешенных проблемах и стараюсь соображать логично, не на эмоциях. Надо все выяснить сейчас, нечего тянуть резину и жить в неопределенности. Отрезать один раз, чтобы боль не душила. — То, что произошло в Ирландии между нами…

— Не надо путать секс с чем-то большим, — грубо перебивает он.

Что? Я вскидываю ошарашенно глаза, встречая тяжелый взгляд Габриэля, и пораженно выдыхаю:

— Это… был просто секс?

— Просто секс, — без раздумий дает однозначный ответ Лавлес. Смотрю опустошенно в потолок. Пожалуйста, отмотай время назад, не хочу чувствовать эту пустоту и боль. Слова застревают в горле, и дышать становится невыносимо, он будто столкнул с обрыва… Я падаю долго и мучительно во тьме, не зная, когда это закончится.

— Ты мог бы сказать раньше, — голос предательски дрожит — все внутри разбивается. Хрустальный замок рассыпается на мелкие кусочки, которые просачиваются в сердце, оставляя миллионы ран. Снова… Снова зашивать.

— Сказать что?

— Что ничего не получится, — разочарованно шепчу и отворачиваюсь, обнимая себя руками. Не буду при нем плакать. Ни за что. Пусть все закончится здесь и сейчас. — Не давать надежды…