— Только без фокусов, — мрачно пробубнила я, на что он только хохотнул и полностью забрался на огромную, не внушающую доверия, глыбу. Так и хочется попытать судьбу этому камикадзе, ей Богу! Я скрестила ноги и направила объектив на Лавлеса. Снимки вышли поразительными, но волнение, после вчерашней выходки на скалах, не покидало.

Мы сделали небольшой привал, достали сэндвичи и термос с кофе, пополняя запасы энергии, требовавшейся на остаток дня. Впереди ждала дорога к Верхнему озеру. Подкрепившись, Лавлес лег на землю, закинув руки под голову, я сидела рядом с термосом в руках, наслаждаясь видом окружающей красоты.

— О чем ты говорила с тем стариком?

Я обхватила ноги руками и положила подбородок на согнутые колени.

— Он рассказывал о своей жизни в долине, — размыто ответила, не вдаваясь в грустные воспоминания мистера Уолша. В аквамариновых водах Нижнего озера купалось небо, солнце, верхушки изумрудных деревьев, и пробегала рябь небольших волн.

— Он здесь живет?

— Да, больше десяти лет. Что он тебе сказал, когда уходил? — вспомнила, как Аэрн остановился рядом с Габриэлем, шепнув что-то.

— С какой целью интересуешься? — подразнил парень, закинув одну ногу на другую перпендикулярно земли.

— Ты просто несносный тип, — я покосилась на парня, лежащего с ленивой улыбочкой на лице, и язвительно подметила: — Как ребята терпят такую занозу, как ты.

— Они не меньшие занозы, чем я, детка, — хмыкнул музыкант, облизывая губы, и приоткрыл один глаз.

— Вы давно знакомы? — я немного расслабилась и развернулась к нему. Взгляд метнулся на слегка смугловатое лицо, светлые волосы. Вспомнился утренний порыв, как я убираю мягкие пряди со лба.

— Да, с младшей школы, — сказал он как-то безэмоционально. В его нефритовых глазах, словно в зеркале, отражались бегущие по небу облака.

— Кто был инициатором создания группы? — пусть в интернете и была общая информация, но интереснее послушать рассказ из первых уст, тем более, пока Лавлес расположен говорить.

— Син, кто же еще, — губы Габриэля изогнулись в кривоватой улыбке. — Он заразил нас общей целью — писать свою музыку, покорить сцену, и оставить след в истории, — он сделал паузу, над чем-то задумавшись. — Начинали с малого, как и многие — исполняли каверы. Тогда я даже не представлял, что Эванс поет и пишет тексты, музыку.

— Как это? — удивилась я, глядя в лицо Габриэля.

— Обычно, Ливия. Даже от друзей мы что-то скрываем, — он выразительно посмотрел на меня и устремил глаза в небо. — После прихода Джи, Эванс будто пробудился. Это было лучшее время: репетиции в гараже Шема и затем на студии, выступления в местных пабах и клубах.

— А что изменилось сейчас? Разве не этого вы упорно добивались — стать известными? — я с непониманием рассматривала мужественное лицо Габриэля, помрачневшее из-за мелькнувшей тени.

— Многое изменилось… — больше он ничего не сказал, сея внутри тревожные мысли. Лавлес поднялся, протянул руку и сказал беззаботным тоном: — Нам надо идти к Верхнему озеру.

Нежные розовато-фиолетовые облачка вереска гармонично переплетались с сочной зеленью и дикой черникой, устилавшей склоны, по которым продолжался наш путь. Нижнее озеро было небольшим и округлым, Верхнее — сильно вытянутым, темным, манящим и занимало большую площадь. В него впадала живописная речушка, зигзагообразной формы и казалась тонкой серебристой лентой, среди обступающих аспидно-серых скал.

Тропа шла по самой кромке, открывая в полной мере кругозор на раскинувшиеся внизу озера и леса. Когда мы достигли точки, откуда видно всю долину, гудящие ноги показались мелочью перед безупречной дикой природой. Даже чурбан Лавлес оценил великолепие Глендалох, присвистнул и предложил сделать селфи.

Возвращались в отель только под вечер, очень вовремя, потому что небо затянуло тяжелыми тучами, и запахло приближающейся грозой. Когда мы зашли в номер, за окнами уже шумел ливень, и раздавались раскаты грома. Я обессилено рухнула на кровать. От кончиков пальцев по икрам прошлась электрическая волна, но на лице все равно блуждала довольная улыбка. Во-первых, «лейка» пополнилась завораживающими снимками, и память о поездке не исчезнет бесследно, останется на фото; во-вторых — полученные эмоции; в-третьих… я счастлива, что согласилась полететь в Ирландию и увидела — пусть даже малую часть — сокровенные и невероятные места.

Габриэль захватил сигареты, телефон и вышел на балкон, а я заставила себя сползти с кровати и сходить в душ. Не успела выйти, как меня грубо втолкнули обратно, закрыли дверь и прижали лицом к холодной плитке. Рот зажали ладонью, руки заломили за спину, оборвав возможность сопротивляться. Я возмущенно замычала, стала брыкаться, хотя сил, после длительной прогулки, не было. Тело разомлело после душа, и в неравной борьбе я вновь проигрывала. Губы Лавлеса впились в шею: жестко, агрессивно, без намека на нежность. Он так яростно целовал, будто наказывал и безмолвно говорил: «Мучайся. Посмотрим, надолго ли тебя хватит». Но я уже напоминала кусок растаявшего масла: дыхание участилось, ноги дрожали, по коже струился ток, словно кто-то подключил питание. Миллионы иголок взрывались от переполняющих чувств, когда он кусал шею, плечи, затылок.

Приятно-болезненная пытка продолжалась, пока я окончательно не провалилась в беспамятство. Он провел пальцами по моим губам, из которых вырвался протяжный вдох-выдох, и сжал слегка горло, развязывая другой рукой халат. Горячая ладонь скользнула по внутренней части моего бедра, между ног и сжала грудь. Габриэль целовал сильно, слегка посасывая кожу — изнутри рвался хриплый стон из-за умопомрачительных прикосновений и поглаживаний. Я положила голову ему на плечо, кусая губы от нетерпения, и подавила желание сказать: «Перестань меня мучить». Но он ведь этого добивался: вновь показать, кто сильная сторона, а кто — слабая.

Лавлес, будто прочитав мысли, погладил мой живот и скользнул одним пальцем внутрь. От неожиданности я сначала вздрогнула, но прикрыла от удовольствия глаза, расслабляя мышцы и ощущая теплые волны, растекающиеся под кожей. Они накатывали одна за другой, погружая в нирвану зыбких чувств. Поток мыслей прервался, эмоции заморозились, оставляя место лишь наслаждению. Горячие поцелуи вместе с быстрыми движениями, смешались в упоительную взрывную смесь. Я летела ввысь к звездам и неизвестным Галактикам, но резко упала — все внезапно прекратилось. Свет резанул глаза, ноги подкосились, и я чуть не скатилась по стенке на пол, не понимая, что произошло. Красноречивый, хищный взгляд Лавлеса говорил сам за себя, когда зрение сфокусировалось на его потемневших нефритовых глазах — он сделал это намеренно. Довел до крайности и показал, как я ошибаюсь. Эйфория растворялась в разочаровании, когда я с ненавистью смотрела на его губы, дрогнувшие в улыбке. Вот подонок… Габриэль отступил назад к душевой кабинке, оценивающе разглядывая мое тело, ставши таким чувствительным от его умелых рук. Он удовлетворенно ухмыльнулся, видя, какого результата добился.

— Хочешь продолжить… или уйти? — голос был обманчиво мягким, на самом деле тая угрозу. Я знала, чего Лавлес хотел… Он тоже знал, что я выберу, поэтому включил подсветку в душе и откинул в сторону одежду.

Холодный голубой свет разлился в пространстве, делая черты Габриэля резкими, точенными и острыми. Он остановился напротив, разглядывая мое лицо. Еле уловимый сигаретный запах и аромат парфюма, окутывал и ломал защиту. Я терялась в потемневших глазах и многообещающем взгляде, таяла от легких касаний к рукам, плечам и лицу. Сильные пальцы, натренированные за годы игры на гитаре, дотронулись к влажным волосам. Мы неотрывно смотрели друг на друга, и воздух вокруг тяжелел, сгущался и накалялся от выброса дофамина. Дыхание становилось более глубоким, мысли — запретными, а притяжение столь ощутимым, что не было иного выхода, как поддаться искушению и соблазну. Я безропотно и безмолвно подчинялась, нуждаясь в его прикосновениях, как в кислороде. Габриэль склонился, поглаживая ладонью скулу, и коснулся моих губ.