– Зато публике не требуется ни образования, ни слуха. Оно ревёт, а ты в восторге. Громко и весело – теперь уже вздохнул глава ложи меломанов.

– Надо бы и нам что-то такое у себя завести, – просветлел лицом Вольфганг Карлович, – уверен, что не все от этой какофонии в восторге. У них там есть такая интересная штука, когда два музыканта как бы соревнуются в исполнении одной и той же мелодии. Очень занятно получается. Правда, редко.

– А если стравить Степана Вержнева с Карлосом Торнвилем. Они и так не очень то друг к другу. Конкуренты. А тут объявим дуэль гигантов. В зале стены лопнут.

– А ежели не захотят?

– Лишим содержания. Пусть у себя под Смоленском и Сарагосой доказывают, что гении.

– А не слишком будет так обойтись с кумирами публики?

– Вы сами, Вольфганг Карлович, докладываете, что у нас проблемы с деньгами. Не будет денег – не будет кумиров. Сегодня же и приступайте к разработке проекта. Ну, а «меньшинство» наших зрителей куда подевалось?

– Не сказал бы, что такое уж и меньшинство. Каждый третий, из покинувших нас господ, или где-то в тайных кружках заседает, или у куплетистов, что тоже яйцо, только вид сбоку, обретается. Этих назад не вернуть. Не можем же мы под покровительством царской власти против этой власти митинги организовывать?

– Это конечно. Но подумать стоит. Например, в качестве шутки, провести концерт музыки иноземных смутьянов. Как вы думаете? Клюнут?

– Думаю, что клюнут. Вот только чтобы нас, Аристарх Сигизмундович, после этого жареный петух куда не клюнул.

– Это да. Очень даже может быть. Лавр Игнатьевич или кто-то из его сотрудников, очень аккуратно посещают наши мероприятия. Значит второй пункт оставим в зоне размышлений, а про дуэль великих виолончелистов начинаем строить планы немедленно.

После того, как за подчинённым закрылась дверь, Аристарх Сигизмундович осушил остатки вина в бокале. Кисловатое. Бургундия. Испанские вина как-то мягче и букет …

Мда. Сколько ни косись на большой синий конверт, притаившийся змеюкой на краю стола, сколько ни отвлекай себя мыслями о приятном, а вскрывать придётся. Доставили утром из приказа тёмных дел. Слава богу послание не срочное и можно было отвлечься и подготовиться к неизбежному. А тут ещё этот недоумок раскритиковал идею про песни смутьянов. Как есть сдаст. Слуги золотого тельца все продажные твари. Даже такие приятные и образованные, как Вольвган.

Пальцы, независимо от воли их обладателя, привычно вскрыли конверт, содержащий послание самого мастера тёмных дел. Прочитав его в первый раз, хозяин кабинета не поверил своим глазам.

Лишь несколько раз повторив эту процедуру и осушив бокал вина, Аристарх Сигизмундович смирился с мыслью, что его не разыгрывают.

Короткий текст гласил, что, в интересах государства, в следующем году требуется организовать юмористический фестиваль песен смутьянов всех стран и народов. Репертуар на усмотрение главы ложи меломанов.

Поручение носит строго конфиденциальный характер, а разглашение его содержания и источника поручения – тяжкую уголовную ответственность вплоть до смертной казни.

Шок от прочитанного был столь велик, что заканчивающие послание угрозы не произвели никакого впечатления.

Аристарх Сигизмундович ещё удобнее развалился в кресле, раскурил сигару, чего не делал много лет, и потянулся за бутылкой. Предстоящие размышления о парадоксах действительности и планах на будущее требовали полной расслабленности души и тела.

Стольный Град.

Василиса (древняя Вэсса), Гарри (начальник охраны Сэмюэля Виллентага).

Повествование от лица Василисы.

В тумане зал.

Твой шарф струится с плеч.

Я всё сказал,

хоть мысли встали дыбом.

А ты молчишь.

Пытаешься сберечь

последний миг

пока ещё могли бы

остановить

бессмысленный финал

пустых надежд

и пламени впустую?

Но ты молчишь.

И проступает зал,

где я зачем-то

вдруг тебя целую.

Мне всё равно.

Ладошка на щеке.

Твои глаза так близко.

Невозможно.

И я тону в блаженстве и тоске,

касаясь губ легко и осторожно.

Гарри подпёр мордуленцию кулаками и тяжело вздохнул.

– Сам сочинил?

– Нет. У одного малоизвестного автора вычитал.

Господи! Горе моё. Опять за своё! Так хорошо сидим. Наклонилась, взяла в ладони милую физиономию и чмокнула в губы. И зачем столешницу ломать?! Ну и силища!

– Гарричек! Лапочка! Отпусти стол. Не расплатимся.

– Я не человек.

– Ну, конечно. Среди людей таких лапупсичков просто не бывает.

– Я серьёзно.

– Стол всё равно отпусти.

– Во мне есть геном. Даже не знаю чей. Но это оболочка, хотя и отделить её невозможно.

– Ну и слава богу. Ещё не хватало, чтобы ты тут начал сдирать с себя кожу. Только про то, что говорил, я ничего не поняла. Переведи.

– Тебе это всё равно ничего не скажет.

– Ну, и пусть не скажет. С девушками на свидании говорить про всякие ужасы неприлично. Знаешь, как меня сейчас муштруют: так не стань, эдак не посмотри, эти слова фи-и какие вульгарные. Во у меня где вся эта наука! А тут ты ещё. Мог бы и что-то приятное мне рассказать.

– А про что?

– Про себя, хотя бы. Только без сдирания кожи.

– До встречи с тобой и рассказывать нечего. Пустота и одиночество. А после – сама знаешь. Кроме тебя мне ничего не нужно.

– Совсем-совсем?

– Ты даже не представляешь до какой степени.

– Если стол ломать не будешь, то, может быть я тебя ещё раз поцелую.

– Правда?

Господи! Что со мной делает этот дуремурик?! Хороший. И целуется так нежно. Не то что эти … Аж голова кружится и хочется, чтобы блаженство продолжалось вечно.

Наглый корчмарь чуть не поплатился жизнью! Это же надо додуматься проорать над ухом, что «заведение закрывается»! Еле вырвала его из лап Гарри.

Потом мы гуляли ко мне домой. По пути какие-то типы попытались преградить нам дорогу, но, после того, как головы двоих наглецов звонко лязгнули она о другую, незнакомцы решили, что гулять мы будем каждые сами по себе.

Гарричек ещё читал стихи о любви и рассказывал про какую-то вселенную, которая «бесконечна в своём разнообразии».

Ничего, кроме последней фразы, не запомнила, потому что не могла решить приглашать мне лапупсичка домой или ну его. С одной стороны – интересно, как оно. А с другой – чего такого я об этом не знаю. Все серьёзные ритуалы на этом замешаны. А если это не одно и то же?

Так ничего и не решив, дотопала до своей гостиницы. На крыльце Гарри опять полез целоваться. Было так хорошо, что решила попробовать.

В прихожей дежурили мамины стражи порядка, так что Гарри пришлось забираться через окно.

Во время ритуала всё просто. У обоих задача удержать потоки энергии там, где им положено быть и, при этом, не разлететься лучами света. Не до общения или каких-то нежностей. А тут не понятно, что делать? Сразу раздеваться или постепенно? Или это проблемы Гарри?

Оказалось, что Гарри. Оказалось, целоваться – это так, пол беды. Потому что, когда целуют тебя всю – с мозгами делается что-то непонятное. Туман – не туман. Грёзы – не грёзы. А когда всё началось всерьёз, полностью потеряла контроль над собой, включая и контроль над рабочей формой. Так что проснулась утром в объятиях Гарри в своём истинном облике. А Этот смотрит и улыбается.

Зря улыбаешься, Гарричек. Убивать я тебя, конечно, не буду, но мозги прочищу основательно. Мне бы кто прочистил, чтобы больше не занималась подобными глупостями.

– Ты мне так больше нравишься.

– Что?!! Ни кожи, ни рожи.

– Ты так похожа на саму себя.

– А понятнее объяснить можешь?

– Ты вся как луч света …

– Упаси господи!

– Я в том смысле, что, как утро, самое раннее. Тебе хочется улыбнуться. И тебя хочется защищать от всего на свете. Я всегда тобой любовался. Особенно когда ты спишь.