Аккуратно отделил от себя этого задохлика и, зачем-то, погладил Чудо, как ребёнка по голове, от чего оно начало реветь в три ручья и нести какую-то непереводимую тарабарщину по-польски.

В общем простояли на крыльце минут десять, пока не сообразил, что девушка дрожит от холода и не занёс её в огромную прихожую княжеского замка. Тут Марыся, не успев толком встать на ноги, вцепилась мне в руку и потащила в свои покои обедать.

Марысина гостиная удивила какой-то изысканной простотой и изяществом. Никаких модных букетиков в вазочках или пёстрых рисунков на стенах. Но при этом всё было как-то к месту. Сама Марыся старательно изображала светскую даму, отдавая распоряжения служанке. И, надо сказать, у неё это получалось неплохо.

Я, конечно, предпочитаю более основательное питание, но всё было вкусно.

Наконец хозяйка пригласила меня посидеть с бокалом вина у камина.

– У меня к тебе серьёзный разговор, – сходу заявила она, – Ты только не смейся. Мы ещё даже не поженились, а я уже боюсь, что ты меня бросишь или нам будет плохо вместе.

– Это почему?

– Потому что ты уже взрослый, у тебя много интересов и ты много чего умеешь, а я ничего толком не знаю и не умею. Разве что понимаю, как не опозорить тебя в обществе.

– Для начала очень даже не плохо.

– Наверно. Но я хотела бы сделать так, чтобы тебе хотелось возвращаться домой, чтобы дома тебе становилось легче, какие бы заботы тебя не мучили.

Интересно, а Марысе точно семнадцать? Больно мудрёные речи для вчерашнего подростка.

– Ты это сама придумала или вычитала где?

– Сама. Когда речь идёт о тебе, я никого не слушаю, потому что все врут.

– А ты не боишься, что это я тебе надоем? Мне кажется, что ты меня идеализируешь.

– Я давно наблюдаю за тобой. Ты – добрый, как твой папа, хотя и прикидываешься беспощадной машиной для убийства.

– Я – эта машина и есть. Иначе убьют меня.

– Это там, где очень страшно. А когда вокруг те, кого ты любишь, ты совсем другой.

– Ну, не знаю. Ничего такого за собой не замечал.

– А если войны не будет, что ты будешь делать?

– За порядком следить. Бандиты и прочие уроды будут всегда.

– А я хочу научиться делать так, чтобы у людей на душе становилось легче, не смотря на всякие беды и сложности, и они не болели из-за этого.

– Не слыхал про такую профессию. Может ты хочешь быть лекарем?

– Я не могу. Мне сил не хватает терпеть такую боль. Может потом когда-нибудь и сумею. Я Магду пережила с трудом, но ты так хотел, чтобы она поскорее выздоровела…

– Ты то откуда узнала, чего я хочу? И что значит «Магду пережила с трудом»?

– Оно как-то само получается. Знаю и всё. А если чувствую чужую боль, могу её притянуть к себе и человеку становится легче. Особенно больному или раненому.

Но иногда люди бывают очень недовольны, что их лишили их боли. Например, несчастные влюблённые. Просто с ума сходят. Так что я пока боюсь что-то делать сама. Только если попросят.

– А что-то простое тебе нравится? Ну, там, вышивать, рисовать, книги читать.

– Книги – это не занятие. Это чтобы хоть что-то понять в жизни. Я ещё люблю делать работу художника по интерьерам, но у меня слишком просто получается. Многим не нравится. Хотя папа попросил меня обставить ему кабинет и спальню. Он тоже любит, когда то место, где он один, не мешает ему быть самим собой.

– В Стольном Граде к тебе выстроится очередь. Мы с братьями запишемся первыми.

– У Саввы и Ивана жены есть.

– Оно конечно, но подкинуть братьям идей для спора с их женами всегда полезно. На счет кабинетов – точно.

– Что-то я устала быть умной. Давай будем целоваться, – заявила Марыся, забираясь ко мне на колени.

– Исключено, – солидно изрёк я, ссаживая удивлённое Чудо на пол.

– Но ты же тоже хочешь?

– На этот раз, княжна, чувства вас обманули. Больше всего я хочу, чтобы мы спокойно дожили до свадьбы.

– И как этому могут помешать наши поцелуи?

– Почему-то я не уверен, что смогу сдержать себя в руках. Очень не хотелось бы, после нашего расставания, чувствовать себя скотиной.

– Глупый. Мы же скоро поженимся.

– Знаешь, Чудо, я столько раз был в чем-то уверен, а потом жизнь от этой уверенности не оставляла камня на камне. Я верю тебе. Раз говоришь, что мы поженимся, значит так и будет. Но когда это случится не знает никто. Я не хочу рисковать тобой.

– Ничего не поняла. Но пусть всё будет, как ты хочешь. Хоть поцелуй меня на прощанье.

Я много раз в жизни целовался с целой толпой женщин, но никогда ещё меня так не била дрожь от лёгкого прикосновения женских губ. Взяв себя, мысленно, за глотку, схватил Марысю в охапку и прижал к себе от чего она даже негромко охнула. Потом поставил Чудо на пол и, как можно быстрее, постарался покинуть эту гостиную, замок и Польшу в целом.

Немного пришел в себя только на пол пути к Варшаве, где нас ожидали ещё две стрелецкие сотни.

Стольный Град. Кабинет директора столичного оперного театра.

Аристарх Сигизмундович Жарков (глава ложи меломанов Стольного Града), Вольвган Карлович Бенц (финансовых дел мастер), Марфа Савельевна Стрешнева (княгиня, меценат, ну, и первый зам мастера тёмных дел России), Лавр Игнатьевич Селиванов (мастертёмных дел России).

Глава ложи меломанов Стольного Града, а по совместительству директор Столичной Оперы, Аристарх Сигизмундович Жарков, был крайне недоволен. Заполнив всей наличной дородностью директорское кресло, он свирепо топорщил усы и пытался испепелить взглядом казначея ложи и своего зама по финансовым делам прочих структур, обеспечивающих музыкальным сопровождением цивилизованный быт столицы.

– Если так пойдёт дальше, мы будем выступать сами перед собой! – рявкнул он, отчего эхо заполнило все углы не маленького кабинета.

– Ну, что вы такое говорите, Аристарх Сигизмундович? – лебезил перед начальством зам и доверенное лицо директора, старательно скрывая под ослепительной улыбкой ужас очевидной перспективы разом лишиться всех своих должностей у подножья музыкального олимпа, – Постоянные члены общества всегда присутствуют на наших концертах. А случайные зрители – пыль, не достойная внимания адептов высокого искусства.

– Вы отчасти правы, Вольфганг Карлович. Но эта «пыль» платит деньги, на которые мы устраиваем эти концерты.

– Может обратимся к меценатам? Марфа Савельевна никогда не отказывала в помощи, да и многие из бояр тоже.

– Неудобно. Они все члены ложи и платят большой годовой взнос. Кто же ожидал, что приедет столько зарубежных знаменитостей с такими претензиями на гонорар. Надо было договариваться на процент со сборов. Особенно в последнее время.

– На таких условиях никто и не приедет, – вздохнул всем своим воздушным естеством денежных дел мастер.

– Ну, и, извините за выражение, хрен с ними. Кого захотим видеть, того пригласим на гонорар, а кого не захотим – на процент от сборов.

– Что мы не додумались до этого месяц назад? – ещё глубже и печальнее втянул в себя воздух, стоящий на вытяжку перед начальством, можно сказать, что и собеседник.

– Век живи, век учись. А, кстати, вы не в курсе, Вольфганг Карлович, куда публика подевалась?

– Большинство на новомодном развлечении. Называется «джиз или джез».

– Это когда три ноты сто раз крутят на разные лады и называют импровизацией? – презрительно скорчил физиономию Аристарх Сигизмундович, слегка промочив горло из высокого бокала с ароматно пахнущей розовой жидкостью.

– Оно самое, – сглотнул слюну зависти и облегчения, бухгалтер всех подвластных начальству заведений. Похоже гроза миновала и разговор приобретает конструктивный характер. – Примечательно, что все исполнители играют примерно одно и тоже, но каждый считает себя индивидуальностью. Встречаются, конечно, уникумы, умудряющиеся при этом не отрываться от мелодии, но это большая редкость.