Я не позволил мерзавке подняться на крыльцо. Прижал к стене, придушив так, что та не могла издать ни звука, лишь сучила беспомощно ногами и, обезумев, читала выпученными глазами в моем взгляде приговор.

— Эль у него? — дождавшись подтверждающего хрипа, я сжал ладонь, раздавив шейные позвонки как сухую ветку.

Подхватив ключи, выпавшие из ослабевшей руки покойницы, я, разрываясь от клокочущего гнева, подумал, что спеться с англичанином Анора успела изрядно. Если моя девочка пострадала, то рыжая должна быть счастлива легкой смерти.

Бесшумно проникнув в дом, я напряг органы чувств, интуитивно обходя вниманием верхние этажи. Вряд ли садист держит узницу в гостевых комнатах. О прозекторском кабинете я даже думать не хотел, начинали подкашиваться ноги, а паника могла стать фатальной. И тут тишину мрачного особняка прорезал приглушенный вопль — смесь боли и ярости.

Это Оливер, и голос доносился снизу, из подвалов. Неужели отважная девочка оказала монстру сопротивление?! Она борется, не сдается, а я стою тут и рассуждаю, как распоследний идиот!

Не теряя ни секунды, я ринулся в том направлении, позабыв, что при прямом столкновении с очень старым, сильным и опытным вампиром, хоть и имеющим внешность заштатного преподавателя, у меня нет шансов. Промелькнула подвальная лестница. Возможно, дверь была заперта, я этого не осознал. Отчаяние придало силы, в тот момент я прошел бы и сквозь стену.

Вампирский взгляд успевал выхватить кадры происходящего: Эль, обмякшая в путах, струйка крови, казавшейся черной, стекала из окровавленного горла на грудь, глаза впалые, затравленные и обреченные. Кэмпбел корчился, задыхаясь и подвывая. Но реакция, инстинкт самосохранения и многовековой опыт не подвели его, и хирург, вскинувшись, бросился мне наперерез. Весь гнев, всепоглощающую лютую ненависть, а еще мучительный страх, не отпускавший последние три дня, я вложил в единый удар в грудину врага. Брызнули алые капли, и вырванная сердечная мышца по инерции продолжила судорожно сжиматься в моем кулаке.

Бывший «друг» еще мгновение стоял в немом недоумении, а потом рухнул на пол. Отвратительно чавкнув, поганое сердце шлепнулось рядом. Символично, что кровопийца окончил мерзейшее существование там же, где замучил бесчисленное количество несчастных жертв. Вскоре, бережно прижимая дрожащую малышку, я несся подальше от этого места, где даже воздух пропитан тяжким запахом смерти.

Бедняжка молча крепко вцепилась в мой пиджак, словно боясь, что я ее уроню. Бегло оценив ее состояние, к огромному облегчению я удостоверился, что, несмотря на обезвоживание, эмоциональное и физическое истощение, она цела. Мне же невероятно повезло, что ее кровь ослабила предателя, иначе все закончилось бы куда трагичней.

Дома, осторожно устроив девушку у себя на коленях и придерживая за плечи, я прокусил вену на запястье и прижал к ее губам. Верное средство должно помочь, вскоре Эль будет в полном порядке.

Она протестующе замычала, но послушно сделала глоток, после чего задремала, не выпуская из сжатых кулачков лацкан моего пиджака. Кровотечение остановилось, но рана не спешила затягиваться. Очень странно, но я не заметил никакого целебного действия вампирской крови. Надежды на ее скорее восстановление растаяли с мыслью, что на этот раз эльфийская сущность играла нам во вред.

Попытка уложить ее в постель оказалась безрезультатной, даже сквозь сон девушка продолжала за меня цепляться. Ограничившись тем, что осторожно обтер ей лицо, шею и открытую часть груди от грязи и засохшей крови, я устроился на кровати рядом. Очевидно, сказались трое бессонных суток, жесткое терзание и обессиливающий ужас. Безмерно счастливый, что она жива и наконец-то со мной, а вопреки всему мы победили, я тоже задремал, прижавшись к малышке.

Когда проснулся, близился рассвет. Эль по-прежнему крепко спала, тихо постанывая. С трудом удалось аккуратно разжать ей пальцы и выбраться из кровати. Я еще раз внимательно осмотрел девушку. Она выглядела все такой же — истощенной, оголодавшей и слабой. Необходимо срочно восстанавливать ее силы.

На кухне я не нашел ничего пригодного, кроме безнадежно засохшего багета, поэтому ограничился тем, что заварил свежий сладкий чай. Ожидая пробуждения девушки, я присел рядом. Мысленно с горечью прокручивал минувшие события и скрипел зубами от злости на себя, подсчитывая количество совершенных ошибок.

Резко вздрогнув, Эль проснулась. Во взгляде дикий панический ужас, словно она все еще находилась в жутком подвале. Я коснулся ее щеки кончиками пальцев, а она, лихорадочно сжав мою рубашку дрожащими ладонями, облегченно вздохнув, вновь погрузилась в дремоту.

Как ни жаль, но придется ее разбудить:

— Эль, просыпайся, пожалуйста. Слышишь, меня?

Она слабо кивнула.

— Пожалуйста, милая, тебе нужно попить.

Я помог ей сесть, уговорил сделать несколько глотков чая, после чего веки ее сомкнулись, и она начала впадать в забытье. Этого нельзя допускать, нужно привести ее в порядок.

— Родная моя, не засыпай. Тебе следует принять душ, и сразу станет легче.

Не открывая глаз, она молча помотала головой.

Что же делать? Я бы сам отнес ее в ванну, налил воду и искупал, как ребенка. Уверен, в ее нынешнем состоянии никакие дурные мысли меня не посетили бы. Да вот только, боюсь, потом она серьезно обидится, а я и так бесконечно виноват перед ней.

Подлец Оливер знал свое дело, она не может отойти от шока. Придется воспользоваться ее добрым сердцем:

— Эль, я тоже три дня ничего не ел. Скоро взойдет солнце, и я не смогу выйти. Ты хочешь, чтобы я иссох?

Я не лукавил. Голодные спазмы и жажда ощутимо досаждали. Аргумент подействовал. Она наконец-то усилием разжала руки, затравленно озираясь. Похоже, мое присутствие ей сейчас важнее других нужд, но мои потребности она проигнорировать не могла.

— Девочка моя, я вернусь очень быстро. Пока ты купаешься, я выпью крови и куплю продукты, обязательно принесу тебе чего-нибудь вкусненького. Договорились?

— Ты больше не исчезнешь? Обещаешь? — еле слышно с трудом произнесла она.

— Обещаю, ты даже не заметишь моего отсутствия.

Я отнес ее в ванную и умчался на улицу.

Отыскав раннего прохожего, я утолил жажду. Из ближайшей телефонной будки дал необходимые указания Маркосу. Потом, легко сбив замок, проник в магазин, где подрабатывала Эль. Оставив на прилавке деньги, наполнил корзину. Еще в подъезде я услышал сдавленные рыдания, резанувшие по сердцу. Влетев в квартиру, застал бедняжку безутешно плачущей на диване.

Я подхватил ее и, прижимая к груди, безуспешно попытался успокоить. Но ее словно прорвало, и вместе со слезами слова лились потоком. Весь ужас прошедших дней, всю боль, бесконечный страх ей требовалось выплеснуть. Она захлебывалась слезами, сотрясалась от рыданий, но не могла остановиться. Вглядываясь в глаза, полные отчаяния, я старался понять и прочувствовать, прожить это вместе с ней. Как бы ни было ей сейчас тяжело, безумно радовало, что гнилой упырь лишь напугал ее, ведь я в курсе, что происходило с несчастными, попавшими в его когти.

Наконец она затихла, забывшись спасительным сном. Вот только я не находил покоя. Совесть непривычно разъедала душу. Какой же я самоуверенный глупец! Бахвалился интуицией и опытом, а меня обвели вокруг пальца, как младенца. Я тщательно отстранялся от эльфийки, ограждая ее от постороннего интереса, переключившись на дешевую подлую актрису, а в итоге, наоборот, сделал мою девочку объектом всеобщего внимания. Впрочем, может, это не так плохо. Прятать лучше у всех на виду. Ведь то, что не скрывается, как правило, никто и не замечает.

Выспавшись, Эль была уже в лучшей форме, даже появились аппетит и румянец, но отпускать меня хотя бы ненадолго она категорически отказывалась. Значит, я буду рядом, сколько потребуется, остальное подождет.

А тут еще выяснилось, что бедняжка винила себя в случившемся, дескать, поддавшись слабости, она подставила под удар меня и подвергла смертельной опасности. Это уже слишком! Я едва не вспыхнул от жгучего стыда, опалившего лицо и отравляющего душу. Еще называю себя мужчиной-защитником!