Встречен я был почтительным и вышколенным огненно-рыжим управляющим в старинного кроя ливрее, который, благодаря телеграмме с дублинского вокзала, ожидал моего появления. Поприветствовав меня на отвратительном английском, он заверил, что подготовленная комната, личный слуга, а также требуемая библиотека в полном моем распоряжении.

Барон, которому я передал рекомендательное письмо, сможет встретиться со мной позже, о чем я буду отдельно предупрежден. Милорд пребывал в глубокой меланхолии и в такие моменты не желал никого видеть. Что же, меня мало заботили причуды хозяина, как, собственно, и его общество. Главное, что не чинят препятствий для изучения собранных сведений, ведь я здесь не для того, чтобы развлекать скучающего отшельника.

Изнутри замок производил впечатление еще более древнего и мрачного. Эдакий памятник раннесредневековой архитектуры. Следуя за провожатым по путаным лабиринтам коридоров и переходов, я с любопытством поглядывал по сторонам. Казалось, время здесь остановилось много лет назад. Все те же свечи в кованых канделябрах вместо современного электрического освещения, темная старинная мебель, грубо обтесанные балки на потолке. Даже эхо от шагов звучало иначе, чем в обычных просторных помещениях, гулко отражаясь от каменных стен, напоминая заброшенные залы катакомб.

Я с любопытством осмотрел свою спальню. Пол устилает ковер, местами явно побитый молью. В очаге горит жаркий огонь, на каминной полке — свечи, тяжелые портьеры наглухо задернуты. Особое одобрение и уважение вызвал обнаруженный на столике у окна массивный хрустальный бокал со свежей кровью, о чем, видно, предусмотрительно дал распоряжение барон. Что же, такое гостеприимство определенно импонирует.

Очень широкое, но при этом немыслимо короткое ложе под пышным балдахином на резных гнутых ножках, накрытое горой перин и подушек, весьма озадачило. Что за странная прихоть? Камердинер на мое недовольство пояснил, что издревле существовало правило ночевать полусидя. Именно такую позу средневековые медики полагали самой полезной для здоровья. Раз барон свято верит в компетентное мнение устаревших, как и он сам, эскулапов, придется спать поперек кровати.

После того, как моя одежда оказалась разложена и развешена, я решил принять с долгой дороги душ. Обратившись к слуге, который удивленно вытаращил глаза, я столкнулся с очередным непониманием моих желаний. После мучительных объяснений, подкрепленных для наглядности соответственными телодвижениями, меня попросили немного подождать. Да уж, похоже, мне еще предстоит насладиться местной экзотикой и ощутить все «прелести» рыцарских веков.

Через какое-то время тот же камердинер проводил меня на первый этаж, где было что-то вроде прачечной-помывочной, с дыркой-стоком в полу и большой купелью, которую безмолвная прислуга сноровисто наполнила горячей водой. Мне выдали кусок серого мыла, подозреваю, изготовленного тут же в замке допотопным способом. Обреченно вздохнув, я разделся и погрузился по шею. Когда же я выбрался из этого подобия ванны, слуга вылил на меня ведро воды и дал жесткое льняное полотенце. Несмотря на все это, я испытал удовлетворение, избавившись от последствий двухдневного пути.

Собранные милордом сведения об интересующих меня существах, к изучению которых я не откладывая приступил, тоже вначале разочаровали. Я полагал обнаружить в библиотеке целый раздел старинных фолиантов и многовековых трудов, отысканных по всему свету, а получил лишь несколько рукописных дневников, ведомых, скорее всего, самим бароном. Это напомнило тетрадь отца с личными эмпириями и изысканиями. Преобладали хронологические наблюдения о передвижении эльфийских групп по острову и краткие заметки очевидцев, преимущественно людей, реже оборотней и ведьм, и ни одного вампира.

Впрочем, несколько древних, довольно ветхих книг все же нашлось. С жадностью раскрыв одну из них, я был вынужден вернуть ее на полку, поскольку язык текста, аккуратно выписанного каллиграфическими буквами, был мне абсолютно незнаком. Похоже, у эльфов имеется собственная грамота. За неимением лучшего, пришлось довольствоваться тем, что есть. Хорошо хоть Макдермотт в своих записях отдал предпочтение английскому, а не ирландскому.

За два дня я проштудировал рукописи, с усилием продираясь сквозь старомодный витиеватый почерк и изрядно выцветшие чернила, скопировав наиболее заинтересовавшую, а также требующую уточнения информацию. Картина складывалась невероятная. Я не думал, что в наше время возможно столкнуться с чем-то подобным, настолько неизученным и таинственным. Только теперь я понял, о каких исчезнувших силах упоминал Гэбриэл, говоря о происхождении первых вампиров.

Хозяин удостоил меня аудиенции на третий день по приезду. Милорд ожидал в кабинете, как и все в замке, покрытом налетом ушедшего. Впечатление барон производил соответственно окружению. Рыжий и синеглазый, типичный ирландец, длинные волосы завиты на старинный манер. Хорошо хоть не носит напудренный парик. Добротные камзол и жюстокор тоже из прошлой эпохи, в общем, по всему видно, что Макдермотт застрял в глубине веков и, предаваясь грусти и одиночеству, совершенно отстал от жизни.

После традиционных приветствий и вежливых фраз мы повели разговор о моем животрепещущем интересе.

— Отчего именно вы, сэр, возложили на себя труды по изучению эльфов?

Не сказать, что меня это волновало. Хотелось разговорить хозяина в надежде, что не все известные ему факты изложены в книгах, и я смогу получить более полную картину.

— Скорее, от избытка времени, которое я имел возможность посвятить изысканиям, а также непосредственной близости к их излюбленным местам обитания. Как вы уже, очевидно, почерпнули из моих дневников, они предпочитают уединение и природу, а девственные леса и вересковые пустоши Ирландии как нельзя более этому подходят, — неторопливо растягивая слова, ответил собеседник.

— Вы упоминаете о предположении, что малочисленные группы еще могли сохраниться в глубинах Гленвеха, Килларни или горах Уиклоу, но никто не предпринял попытки удостовериться наверняка? Неужели не было желания прикоснуться к разгадке?

— А вы рискните, — ухмыльнулся барон. — В текстах упоминается, что эльфы — непревзойденные охотники. Только надо бы добавить, что не оленям и лисам страшны они. У меня желание продолжать исследования пропало как раз, когда выяснилось, что единственным объектом их неукротимой ненависти являемся мы — вампиры. А в исконной среде обитания они почти неуязвимы, обладая невероятными способностями, тогда как мы становимся отличными мишенями.

Я уже имел собственное представление об этом, так что милорд лишь подтвердил слова Эль.

— Как же вышло, что наши враги и единственные достойные противники, с которыми, в отличие от оборотней или ведьм, невозможны никакие договоренности, оказались на грани полной гибели? — не мог я не усомниться.

— Видите ли, господин Ансело, если бы в стародавние времена эльфы не объявили нам войну на уничтожение, думаю, их численности ничего бы не угрожало. Однако они заключили союз с Мидасом — дядей первородных вампиров, наделенным особой силой, использующим не человеческую, а эльфийскую кровь, известным фанатичным стремлением уничтожить собственных племянников и их многочисленных созданий. Именно это, а также непримиримость эльфов буквально вынудили Ксандрийского-младшего к беспощадной вендетте. А противостоять нашим истинно бессмертным прародителям никаким охотникам не под силу, — утомленно вздохнул визави, завершая беседу.

Любопытные сведения. Значит тот самый Мидас, который убил вампира на глазах Гаэтана все же родственник Гэбриэла, как мы и предполагали.

Последующие дни почти не дали новой информации. Насколько я понял из дневников Макдермотта, именно то, что он несколько столетий почти безвылазно просидел в родовом замке, не привлекая внимания, предаваясь размышлениям о бессмысленности бытия, и позволило ему благополучно дожить до наших дней.

Впрочем, меня это абсолютно не интересовало. Самым важным и одновременно шокирующим, что я для себя вынес, явилось осознание — милое застенчивое существо, очаровательно хлопающее пушистыми ресницами в уютной парижской квартирке, принадлежит грозному охотничьему племени, непримиримому врагу вампирского рода. Означает ли это, что Эль и в Париж прибыла с той же целью — уничтожение кровопийц. Оттуда и мои ощущения, и тревожные чувства? Не зря Дамианос предупреждал, что она опасна.