Чтобы внести разнообразие в культурную программу, поддавшись ностальгии по Родине, на следующий день поручил немкам танцевать канкан под аккомпанемент патефона. Оценив стройные ноги, лихо взметающие вверх пышные юбки, а также аппетитные полушария Лары в кружевных панталонах, выбрал младшую. На этот раз меня ждало разочарование, в очередной раз подтвердив убеждение, что с целомудренными девицами иметь дело — только время тратить. Лишившись невинности, Лара не произвела должного впечатления, испортив приятный настрой, и, разозлившись, я выгнал рыдающую дуру, потребовав разбудить Илсе.
Обдумав ситуацию и прикинув, сколько предстояло провести в компании Нойманов, решил, что стоит заняться их воспитанием в сфере развития чувственности. Поначалу им показалось это диким, барышни сильно стеснялись друг друга, но я-то подошел к делу профессионально. В ход пошли стриптиз, танец живота и эротический массаж. Когда же хозяйки немного освоились и, кажется, даже включились в процесс, дошло и до показательных лесбийских игр с судьей и награждающим в моем лице. Постепенно я добился от них почти полной раскованности и изобретательности, и мы перешли к оргиям, привлекая к действу также и служанок посимпатичнее.
Однако никакие развлечения не могли заставить меня даже ненадолго забыть о цели задержки в Пруссии. Картины предполагаемой мести неотвязно крутились в голове, доставляя удовольствие не меньшее, чем плотские утехи. Не зря же говорят, что предвкушение события порой куда значительнее, чем оно само.
Однако было одно обстоятельство, не то, что беспокоящее, но заставляющее задуматься. Раньше я отличался прекрасным самоконтролем, как новичок, вызывая этим уважение. Сейчас же мне постоянно не хватало крови, преследовало чувство, что должен непременно быть полон до краев, подстраховаться, и, здраво рассуждая, понимал, что это превращается в своего рода манию. Как отголосок принудительного высыхания, словно чем больше я выпью, тем менее вероятность, что снова окажусь в том положении. С этим непременно нужно что-то делать, мне претит сама мысль стать зависимым. Это всегда слабость, а слабостей я не приемлю. К тому же, работницы фермы благодаря мне уже имели бледный анемичный вид, что могло показаться подозрительным, если сюда нагрянут с очередной проверкой. Вскоре я собирался приступить к осуществлению своего замысла, однако отпуск закончился несколько раньше, чем планировал и совсем не так, как хотелось.
После пробуждения от долгого забытья или в силу нервного напряжения, спал я после побега вполглаза, скорее, дремал на грани бодрствования, позволяя себе немного отдохнуть физически. Но в этот раз, изрядно утомленный утехами увлекшейся Илсе, провалился в настоящий глубокий сон. И вернулся туда, куда боялся возвращаться.
Проснулся я от собственного крика; все мышцы тела, до мельчайших, были сведены мучительными судорогами, словно продолжая нести в себе отголоски нечеловеческой боли. Перед глазами стояло лицо довольной ухмыляющейся Клары — моего главного кошмара. Бешеная ярость затопила мозг, и я буквально разорвал в клочья ненавистную немку, даже не успев осознать, что передо мной вовсе не она, а ни в чем не повинная Илсе, испуганная моим звериным рыком.
Итак, мучители будут преследовать меня, они не оставят в покое, пока не свершится справедливая расправа, это совершенно очевидно и стало последней каплей. Похоже, мои вампирские нервы тоже имеют свой предел, или судьба дает знак, что пора действовать.
Скорость вампира значительно сократила и облегчила путь. Вот и кромка знакомого поля, где я дал себе немного времени отдышаться и насладиться предвкушением. Долгожданная и такая желанная близость возмездия кружила голову, все тело напряглось, как натянутая стрела, ведь цель у меня на ладони. Ночь окутала Землю, но, к удивлению, на вышках не горел ни один прожектор. Луна терялась в облаках, приходилось напрягать зрение, чтобы хоть что-то разглядеть в кромешной тьме.
По мере приближения к комплексу начали попадаться, словно разбросанные рукой великана, куски железа, обломки бетона и арматуры, которых точно не было во время нашего побега. Первое смутное неприятное предчувствие прокралось в сердце ледяной змеей, когда путь мне преградило препятствие, снятая со стен колючая проволока в виде спирали Бруно, уложенная по земле и украшенная табличками «Achtung! Minen!». В это время услужливо вынырнувшая из облачности луна осветила поле, пригвоздив к месту развернувшейся картиной. Бетонного ограждения более не существовало, оно зияло огромными дырами. Перелетев через колючую проволоку, я замер в проломе не в силах пошевелиться, цепенея от столкновения с реальностью.
Едва ли нашлись во французском или других языках слова, которые могли хотя бы отдаленно передать эмоции, захлестнувшие меня. Чем бы прежде ни была моя тюрьма — лагерем для пленных, военным заводом или секретным научным центром, сейчас от комплекса не осталось даже частично уцелевших зданий. Повсюду горы битого кирпича, да горелые головешки. Земля выжжена, плиты опалены и покрыты копотью, а местами даже оплавлены, словно огнеметом. Лишь немного в стороне, где прежде находилась въездная площадь, относительно расчищено, стоят армейские палатки, горит костер, да, позевывая и ежась, неторопливо прогуливается часовой с винтовкой за плечами.
Я отказывался верить глазам. Когда мы бежали, разрушения не казались мне столь серьезными. Часть основного здания точно должна была уцелеть, и многие, кто находился внутри, тоже. Я сам видел, как люди, или, может, вампиры, выбирались наружу, спасаясь от обрушения.
Получается, Йоханес и Клара вместе со своей лабораторией перебрались в другое место, и мне предстоят утомительные поиски. Ведь они же не могли погибнуть, даже мысли такой допускать не хотел. Острейшее разочарование от новой отсрочки моментально переросло в неконтролируемую ярость, глаза налились кровью, челюсть заныла, я чувствовал неудержимую потребность убивать, рвать и сеять хаос. Скользнув внутрь ограды, одним движением оторвал голову часовому, дрожащей от ярости рукой зашвырнув обмякшее тело в развалины.
Разодрав полог ближайшей палатки, словно демон обрушился на спящих. Никто не успел даже схватиться за оружие. Предсмертные крики раздираемых на куски, размазываемых по камням бошей недолго оглашали развалины. Считанные минуты и вокруг воцарилась мертвая, в буквальном смысле, тишина. Все закончилось слишком быстро, адреналин в крови еще кипел, лютая ненависть требовала продолжения, а из остатков рассудка вдруг всплыла запоздавшая ядовитая мысль: «И как продолжать поиски? Из какой части были эти солдаты? Где располагался штаб? Кто знает, куда эвакуировались уцелевшие? Сколько времени теперь уйдет понапрасну! Ясно только одно — я растерял разум и лишился здравомыслия!»
Но тут, словно сжалившись, провидение подкинуло мне последний шанс, хотя, вероятнее всего, просто решило добить, заливисто посмеявшись в лицо — я уловил среди развалин шорох. Упустил-таки одного! Губы дрогнули в злорадной усмешке. Еще мгновение, и, взлетев по обломкам, схватил за горло дрожащего немца в расстегнутом кителе, в панике пытавшегося скрыться.
Вцепившись как терьер в крысу, переломал ему ноги. И только потом, глядя в помутневшие от ужаса и боли глаза хрипящего боша, собрав волю в кулак, тщательно проговорил слова внушения, лишавшие его возможности оказать сопротивление, солгать или умолчать.
Заикаясь и лязгая зубами, подвывая от боли, немец поведал, что, вскоре после бомбардировки, огонь, охвативший здание, достиг газовых баллонов, а потом добрался до подвальных лабораторий, где разрабатывалось экспериментальное оружие, в том числе взрывчатые смеси и вещества. В результате произошел сильнейший объемный взрыв, полностью уничтоживший остатки того, что уцелело после авиабомб.
Он лично все это засвидетельствовал, поскольку прибыл в ту же ночь под утро из Грайфсвальда вместе с пожарными и инженерно-саперной ротой и участвовал в локализации пожара и первоначальной попытке спасения возможных уцелевших. Однако вскоре выяснилось, что даже караульные собаки по периметру не выжили, ни говоря о людях, включая охранников и тех, кто выбрался на территорию после бомбардировки. Удалось найти лишь непознаваемые фрагменты обгорелых костей, да оплавленные жетоны. До сегодняшней ночи здесь работало всего одно отделение, занимаясь поисками сохранившихся покореженных сейфов и содержащихся в них секретных документов.
