— Прости, не могу. Уже слишком поздно, — пропыхтел мужчина, но приближаться пока не торопился и свершать насилие не спешил. Хотя, знай я, что предстояло дальше, наверное, задумалась бы над тем, что неизвестно какой вариант лучше. — Слушай внимательно. Сегодня полнолуние, а я, если ты еще не догадалась, оборотень. Твой брат об этом знает, мы знакомы с твоей семьей много лет. Сегодня Тирон приехал в мое имение с просьбой провести с тобой обучающий урок. Эльфийки могут помочь оборотню в момент обращения, лишив сил и усыпив, отчего мы становимся неопасны никому, пребывая в бессознательном состоянии до утра. Тем самым исключается возможность нашего неосознанного безумства в обличие волка. Я понятия не имею, как вы это делаете, хотя в молодости имел возможность иногда пользоваться подобной помощью вашей матушки, но Тирон уверял, что и ты уже обладаешь необходимым умением.
Мне показалось, что я приросла к кожаному сидению, дыхание мое прервалось, голова закружилась, а спина покрылась холодным потом. Даже волосы на голове зашевелились, а зубы непроизвольно начали выбивать мелкую дробь. Это страшный сон? Не может быть, чтобы все это происходило наяву! Если этот человек старый знакомый семьи и моя мама ему помогала, как же он может обрекать меня на верную смерть? Неужели он настолько обязан Тирону? Но, несмотря на темноту, окутавшую меня щупальцами страха, слух мне по-прежнему не изменял, и я отчетливо слышала скрежет зубов от боли, издаваемый Бенедиктом.
— Мой дилижанс, — отдышавшись, с трудом продолжил он, — давно переделан в специальную стальную клетку, обитую снаружи и изнутри панелями. Конечно, после ночи полнолуния, каждый раз приходится менять внутреннюю обшивку, но так я могу не быть привязанным к дому и подвалу с необходимыми средствами защиты. По торговым делам, связанным с работой, я часто нахожусь в разъездах, и этот дилижанс, не раз выручал меня в моем недуге. Грегор останавливает в какой-нибудь глуши, где вой и рев мой никого не напугает, отводит подальше лошадей и сам пережидает вместе с ними до утра.
Он снова прервал свою речь, так как, кажется, испытывал те самые муки и боль, о которых я читала в книгах об оборотнях, когда они проходят превращение. Но мои муки сейчас были не меньше, а возможно и больше, так как я поняла наконец, через что мне придется пройти нынче ночью. Я могла поверить во всякое, но неужели Тирон настолько беспощаден? Не имея возможности убить ненавистную сестру самолично, связанный обещанием, данным матери, он просто отдал меня на растерзание волку! Неужели они полагают, что я смогу сдержать обернувшегося монстра?! Даже если и пишут в наших древних книгах, что эльфийки делали это всегда, испокон веку, то наверняка лишь после специального обучения. Он был прав, не предупредив меня заранее. Я лучше бросилась бы в реку, но не села в этот проклятый дилижанс! Но сейчас пути отступления полностью отрезаны, как я ни дергала в панике дверь, железные засовы, способные сдержать оборотня, надо мной сжалиться не собирались.
— Постарайся сконцентрироваться на своих силах и способностях, — с ужасной болью в голосе снова посоветовал мучающийся оборотень. — Если могли другие, и ты сможешь. Мне жаль, что так вышло.
Кажется, я на секунду потеряла сознание от страха, потому что мужчина громко заорал, рухнув на пол, послышался жуткий, сводящий с ума хруст ломающихся костей, а потом звериный вой и в темноте внезапно ярко желтым огнем вспыхнули волчьи глаза. Это было уже слишком для меня, я провалилась в спасительную бездну своего померкшего сознания, уверенная, что это мой конец, и оттуда мне уже не выбраться.
Однако я все же очнулась, вернула меня в ад ночной, резкая острая боль, полоснувшая по плечу. Темнота спасала от страшных картин происходящего, но все остальные чувства работали усиленно, дорисовывая то, чего я не могла видеть. Карета ходила ходуном, зверь бесновался, оглушал вой и треск ломаемых панелей. Остро пахло шерстью животного и кровью, судя по горящему нестерпимой болью плечу, моей. Вероятно, волк задел меня когтями. Я лежала на спине, кажется, под сиденьем, наверное, это пока и спасало меня от обезумевшего оборотня, но я четко осознавала, что в следующее мгновение могу почувствовать на своем теле силу разрывающих меня клыков.
Почему-то вдруг мне вспомнилось, как в Титусвилле мы ходили на утренние воскресные службы в местный храм, и мама, достав молитвенник читала вслух псалмы вместе с другими прихожанами, а я, тогда еще совсем маленькая, не умеющая даже читать, повторяла вместе со старшими братьями и сестрами вслед за ней. «Боже, зачем ты вернул меня в сознание!», — взмолилась я, леденея от ужаса, происходящего со мной.
Наверное, это был самый подходящий момент, чтобы прочитать молитву. Хотя Тирон презрительно говорил, что человеческие религии — это глупые сказки для слабых людей, а для эльфов они пустой звук. Но, как на грех, ни одного слова молитвы я не могла сейчас вспомнить.
И тут произошло нечто очень странное, чего я сама себе объяснить не могла никак иначе, кроме того самого проснувшегося инстинкта, о котором не переставал твердить Тирон. Паника вдруг куда-то отступила, словно в меня вселился кто-то другой, руководящий моими действиями, а я как-бы наблюдала за всем со стороны. Не имея ни малейшего понятия, что происходит в темноте кареты, я, почувствовав тяжесть волчьей лапы рядом с собой, вдруг, резко вытянув руку, ухватилась за жесткую звериную шерсть, вцепилась в нее изо всех сил, так, что оборотень, дернувшись с места, буквально выдернул меня из-под сиденья и потянул за собой.
Понимая, что меня точно попутал бес, и теперь смерть неминуема, я, с огромным удивлением и не веря сама себе, почувствовала, что по руке в меня течет волчья сила — мерзкая, грязная, будто такая же коричневатая, каким я видела самого Бенедикта, не понимая, что это цвет оборотней, как существ. Я не могла оторваться от него, собственные действия просто поражали. Волк уже не выл и не бесновался, с каждой секундой он становился все слабее, хотя и пытался оттолкнуть меня, брыкая лапой, но сил явно не хватало. Раздался стук падающего тяжелого тела, и зверь затих на полу кареты рядом со мной. Странно, что я больше не ощущала его животного запаха, подумала я, но вскоре поняла, что мои ноздри забиты кровью, текущей из носа.
Это ужасно, но меня тошнило почти до самого утра, при том, что так и не было ни малейшей возможности покинуть дилижанс. Мокрое и липкое тело мое сотрясалось спазмами и рвотными позывами, чужеродная сила выходила вместе со съеденным ужином, кровью, страхом, наполняя карету тяжелым отвратительным смрадом, чувствовавшимся, кажется, даже кожей. Голова кружилась и словно наполнялась раскаленными углями. Из последних тающих сил отползая в угол кареты, я краем угасающего сознания поняла, что мне, пусть и чудом, но удалось пережить эту адскую ночь, я победила.
Очнулась я, к удивлению, не в темной, разрушенной и перепачканной карете, как можно было ожидать, а на своей кровати в нашей с Тироном съемной квартире. Веки поднимались с большим трудом, сил, похоже, совсем не осталось даже на то, чтобы порадоваться, что все наконец закончилось, но я все же узнала облупленный потолок своей крохотной комнаты и вздохнула с облегчением, которое длилось, как обычно, недолго.
Из соседней комнаты, служившей нам и гостиной, и столовой, и тироновой спальней одновременно, раздавались мужские голоса: злой и резкий — брата, и настойчивый и твердый — Бенедикта. Видимо, он привез меня домой, когда на рассвете вновь обратился человеком. Кажется, их спор продолжается уже давно.
— Я благодарен тебе за ночной эксперимент, Бенедикт, но мой ответ тебе известен, — отрезал Тирон, видно, на какую-то просьбу гостя.
— Но ты же вчера утверждал, что ненавидишь девчонку, что она тебе как кость в горле, — продолжал настаивать оборотень. — Моя семья хорошо заплатит, и ты избавишься от мороки. У нее несомненно большой потенциал, но ты не сделаешь из нее охотницу насильно. А у нас она сможет развивать свои способности.
