Тогда Марта бросилась на великана. Стиснув зубы, она наступала на него, гнала вон из комнаты с силой, которую трудно было в ней заподозрить; она преследовала негодяя по коридору, колотила кулаками его дряблую физиономию. А он пятился, глухо ударялся головой о стены и, шатаясь, с трудом отбивался от сыпавшихся на него ударов; ноги плохо его слушались, хмель еще туманил рассудок, и ему никак не удавалось вырваться из рук разгневанных женщин, которые схватили его за ремень и в конце концов спустили с лестницы в окутанный мраком двор.

Поднявшись на ноги, он принялся палить наугад из револьвера по окнам верхнего этажа.

Марта нашла Жанну жалобно плачущей, словно больной ребенок. Она попыталась было обнять ее, но тут же вскрикнула от боли: кровь струилась по ее рукам, до кости искусанным собакой.

Марсель Эме родился в департаменте Йонна в семье кузнеца. Рано осиротев, в детстве он жил у деда-гончара, в одной из деревень Юры. В юности зачитывался Вийоном и Бальзаком. После прохождения военной службы в 1923 году прибыл в Париж. С почтением внимал Дюамелю, который поощрял его страсть к сочинительству. В Париже служил в банке, был страховым агентом, статистом в кино и, наконец, журналистом.

В 1925 году увидел свет роман Марселя Эме «Брюльбуа», а в 1929-м — насыщенная впечатлениями детства книга «Стол слабаков», удостоенная премии Ренодо. Роман «Зеленая кобылка» (1933) о жизни и нравах крестьян провинции Франш-Конте упрочил известность Эме (роман был экранизирован Клодом Отан-Лара). В романах 30-х годов — «Безымянная улица» (1930), «Приземистый домик» (1935), «Мельница на Сурдине» (1936) — Эме близок к популизму. Он сочувствует «маленькому человеку» — крестьянину, ремесленнику, мелкому чиновнику. Однако, произвольно отсекая связи своих героев с миром социальной практики и общественной борьбы, писатель обрекал их на одиночество и беззащитность. В изображении народной жизни сказалась узость и неустойчивость позитивных идеалов художника, которому чужда перспектива революционного преобразования общества.

В двойственном облике Марселя Эме буржуазная критика настойчиво подчеркивает консервативные черты: ему ставится в заслугу, например, окарикатуривание участников Сопротивления в романе «Уран» (1948). Порою Эме величали даже «наш Аристофан», «наш Рабле». В этом больше лести, нежели трезвой оценки всего действительно живого в его наследии и идейно-эстетической позиции. Марсель Эме отверг и «сюрреалистическую революцию» в литературе, и угрюмое сомнение абсурдистов в смысле истории и всех деяний человека. Эме-рассказчик опирался на традиции средневековых фаблио, ренессансной новеллы, на опыт классиков реализма XIX века. Характерно, что в А. П. Чехове он видел пример художника-реалиста.

Эме — мастер смеха, по-галльски озорного, площадного смеха над многоликими идолами буржуазного преуспеяния. В рассказе «Вспять» (1950), в комедиях «Чужая голова» (1952), «Лунные птички» (1955), «Синяя мушка» (1957) он бичует социальную демагогию миллиардеров, сановное бездушие, циничный карьеризм, приобретательство. В его смехе звучит плебейская издевка над обанкротившимися «хозяевами жизни», над буржуа, теряющими социальную почву под ногами. В стиле Эме нет той интеллектуальной глубины, какая присуща сатире Анатоля Франса, убежденного в исторической правоте дела пролетариев. Эме вооружен лишь смутной верой в неотвратимость перемен. Но провожать смехом исторически изжившее себя — значит участвовать в изменении действительности. «Моя тема, — говорил Эме, — не чудесное и не сама реальность, а то, что изменяет жизнь».

Новелла «Человек, проходивший сквозь стены» написана в годы оккупации. Знаменательно свидетельство одного из бывших узников фашистского концлагеря, опубликованное в «Юманите» (7.XI. 1974): в конце 1944 года ему чудом попалась в руки эта новелла, которую он воспринял как крик боли человека, лишенного свободы.

На Монмартре, на третьем этаже дома № 72-А по улице Оршан, жил человек по имени Дютийоль, который обладал странной способностью беспрепятственно проходить сквозь стены. Этот чиновник третьего класса, служивший в Департаменте регистраций, носил пенсне со шнурком и небольшую черную бородку. Зимой он ездил на службу автобусом, а летом, надев котелок, совершал этот путь пешком.

Свой необыкновенный дар Дютийоль открыл на сорок третьем году жизни. Как-то вечером, когда он стоял в прихожей своей холостяцкой квартирки, внезапно погас свет. Некоторое время Дютийоль ощупью двигался в потемках, а когда свет загорелся, он увидел, что находится на лестничной площадке. Это заставило его призадуматься — ведь дверь его квартиры была заперта изнутри; и вопреки доводам разума ему ничего не оставалось, как проникнуть в нее таким же способом, каким он только что из нее вышел, то есть через стену. Эта странная способность, которая никак не отвечала его духовным запросам, встревожила его. В следующую же субботу он воспользовался ранним окончанием работы и обратился к жившему поблизости врачу, рассказав ему о случившемся. Врач осмотрел пациента и убедился в правдивости его слов. Он объяснил причину этой аномалии спиралевидным затвердением щитовидной железы и порекомендовал в качестве лечения максимальную затрату энергии, а также прописал порошки из смеси рисовой муки с гормонами кентавра — по два порошка в год.

Приняв один порошок, Дютийоль убрал остальные в ящик комода и забыл о них. Растрачивать свою энергию ему было не на что, так как его деятельность в Департаменте регистрации отнюдь не требовала особых усилий, а часы отдыха он посвящал чтению газет и коллекционированию марок, что также не вызывало большого утомления. Прошел год, а Дютийоль все еще не потерял своей способности проходить сквозь стены, но он никогда не пользовался ею. Это можно было объяснить только тем, что он ни в малейшей степени не был авантюристом и не обладал богатым воображением. Ему даже не приходило в голову войти в квартиру, минуя дверь; он всегда отпирал ее надлежащим образом — с помощью ключа. Так Дютийоль мог бы безмятежно достигнуть старости, не изменив своим привычкам и не испытав даже своей необыкновенной способности, если бы не одно чрезвычайное событие, внезапно нарушившее его покой. Помощника начальника отдела, господина Мурона, перевели на другую должность, а его место занял некий г-н Лекюйе, немногословный человек с усами щеточкой. С первого же дня новый начальник невзлюбил Дютийоля за его пенсне со шнурком и черную бородку и всем своим видом показывал, что тяготится им, как старой, никому не нужной вещью. Особенно неприятным было то, что г-н Лекюйе решил провести в своем отделе значительные преобразования, — они-то и нарушили душевное равновесие его подчиненного. Дело в том, что в течение двадцати лет Дютийоль привык начинать деловые письма следующим образом: «Ссылаясь на Ваше многоуважаемое послание от такого-то числа и памятуя о нашем предыдущем обмене письмами, честь имею сообщить Вам, что…» Эту формулировку г-н Лекюйе пожелал заменить более краткой, по-американски деловитой: «В ответ на Ваше письмо от такого-то сообщаю…» Дютийоль не мог примириться с этим новым стилем. Помимо своей воли, он машинально продолжал писать в традиционной манере, и это поразительное упорство навлекало на него все растущую неприязнь со стороны начальника. Атмосфера в отделе становилась для Дютийоля с каждым днем невыносимее. Утром он шел на службу с величайшей неохотой, а вечером, уже улегшись в постель, нередко сразу не мог уснуть и минут пятнадцать предавался размышлениям.