Злоключения эти не могли, само собой, нанести серьезный ущерб благосостоянию семьи. Однако прежним уважением в городке Тароде уже не пользовались. В этом проглядывали первые признаки того, что престиж семьи начал падать, и разве теперь женишь Жермена? Так прошел целый год; парень за это время успел переделать тысячу незаметных дел, и до чего же обидно было, когда какой-нибудь прохожий останавливался и, облокотившись на ограду, спрашивал: «Никак Жермен за работу взялся?»

У Тароде была своя сыроварня. Однажды Жермен пришел туда, чтобы помочь, и тут же в погребе скисло все молоко. Узнав об очередной напасти, он, по наивности, рассмеялся, а Тароде пришли в уныние: ведь столько существует на свете поверий о том, как подвержены иные сыры влиянию нечистой силы. С той поры все члены семьи (включая детей и младенцев) стали с величайшим недоверием следить за каждым шагом Жермена.

Между лугом и двором у Тароде росло несколько ив. Время от времени Жермен уходил в рощицу покурить, и все просто радовались его отсутствию, которое затягивалось иногда на целый час. «По крайней мере, хоть за это время он ничего не натворит», — говорили в семье. Но однажды Жак, старший мальчуган, отважившийся подойти к рощице, бегом примчался домой с криком: «Идите, да идите же скорей, вы только поглядите!»

Все решили, что опять стряслась беда. Отец, мать и братья — они были в кухне и собирались садиться за стол — бросились во двор. Жак приложил палец к губам, показывая, что нельзя шуметь, и все, осторожно ступая, направились к рощице. То, что они увидели сквозь листву, наполнило их сердца восхищением, гневом, отчаянием и надеждой.

Жермен стоял посреди поляны, выпрямившись, точно аршин проглотил, и жонглировал, подбрасывая своими длинными руками более полудюжины различных предметов, — консервные банки, осколки тарелок, пузырьки. Жонглировал он ими с поразительной ловкостью, и солнце освещало мелькавшие в воздухе предметы, которые создавали впечатление непрерывной цепи, то короткой, то вытягивавшейся, по желанию жонглера, в виде высокого овала. Тут церковные часы пробили полдень, и с двенадцатым ударом Жермен изящным движением собрал в изгиб локтя нелепые предметы, падавшие с неба, точно капли дождя. Тароде — и стар и млад — поспешно вернулись на кухню, чтобы Жермен и заподозрить не мог о сделанном ими открытии.

Жермен явился следом за ними. Обед прошел в полном молчании. Даже отец не вымолвил ни слова, ибо не знал, как же отнестись к тому, что он увидел, и как начать об этом разговор. Все углядели тут вмешательство нечистой силы. Лишь через несколько дней Тароде остыли и смогли хорошенько обо всем подумать. Неужели их младший сын станет циркачом? Едва это слово было произнесено, отец не мог сдержать возмущения. Он немедленно позвал Жермена.

— Стало быть, ты хочешь фиглярничать, клоуном собираешься заделаться? А твоя семья…

Отец задыхался от ярости. Жермен ничуть не удивился, услышав такие слова. Он ничего не ответил. Подождав, пока отец даст выход своему гневу, то увещевая, то проклиная его, Жермен наконец сказал:

— Да это я просто для развлечения.

— Для развлечения?! — вскричал отец. — Ну, уж нет. Ты, как родился, только и знаешь, что дурака валять. Пора в конце концов на ноги становиться. Раз уж ты жонглер, так и жонглируй себе на здоровье, но только по-серьезному, не по-любительски, не как ярмарочный фокусник, нет: артистом надо стать, знаменитым артистом!

Но история Жермена повернулась иначе, опровергнув самые радужные и самые мрачные пророчества. Всеми событиями правил случай, и предугадать можно было лишь первое из них.

Произошло оно в тот же вечер: семейство потребовало, чтобы во дворе, между двумя грузовиками, Жермен показал свое искусство. А ему только того и надо было. Вместо грязных осколков мать дала ему старые тарелки, дабы представление производило больший эффект. Минуты две Жермен работал великолепно, а потом вдруг все тарелки выскользнули у него из рук и разбились вдребезги.

Жермен виноват в этом не был: просто тарелки оказались слишком скользкими. Правда, и в дальнейшем все его выступления перед своими неизменно оканчивались неудачей, хотя начинал Жермен всегда блестяще. Тем не менее после горячих споров семейный совет постановил, что Жермен все же не лишен кое-каких способностей и что он должен искать свою дорогу в жизни. На том и была поставлена точка. Итог всему подвел папаша Тароде, высказав суждение, на мой взгляд, несколько спорное: «Вообще-то говоря, Жермен у нас интеллигент».

И вот, благодаря пущенным в ход связям, Жермен поступил на работу к городскому нотариусу.

На сей раз успех был полный. Писал Жермен грамотно. Он очень быстро усваивал юридические обороты. Вечерами учился печатать на машинке. И мэтр Ланд не мог им нахвалиться.

А пока Жермен Тароде готовился к тому, чтобы стать клерком, ему приходилось по нескольку раз в день бегать по городу с различными поручениями. Благодаря этому он и встретил Жюльетту Ланд.

Жюльетте исполнилось лет пятнадцать. Она была единственной дочерью, и родители исполняли все ее капризы. Она никогда не пользовалась их слабостью — лишь настояла, чтобы ее не отдавали в пансион, а разрешили заниматься дома с педагогом и учителем музыки. Так что Жюльетта почти всегда была в бегах. То она носилась, как мальчишка, забыв всякие приличия, то вдруг на нее что-то нападало — и она принималась красить губы и подрисовывать брови. На все это Жермен не обращал никакого внимания, да и Жюльетта тоже вовсе им не интересовалась.

Но случилось так, что они встретились. Это было летом. Жермен, выполнив все поручения, не спеша бродил по маленьким улочкам, а Жюльетта слонялась по городку, мечтая об идеальной любви. При первой встрече Жермен вежливо раскланялся с Жюльеттой и завел речь о погоде. Встретившись с нею второй раз, он сказал что-то насчет засухи, а потом довольно бессвязно и с самым безразличным видом сообщил девушке о том, чем занимается его семья, поделился своими невзгодами, поведал о том, как любит бродить по окрестностям. В свою очередь, Жюльетта упомянула общеизвестные события городской жизни и рассказала, куда собирается в ближайшее время. Свидания эти длились не более пяти минут, и ничего особенного в них не было. Иногда, уже распрощавшись, они оборачивались, чтобы еще раз обменяться взглядом. Жюльетта улыбалась. Но дальше этих бесед дело не шло — они даже не вспоминали друг о друге. Жермен был слишком взрослым для Жюльетты: она пока лишь по-детски мечтала о любви.

Никогда еще Жермен не ощущал вокруг такой пустоты, такого безразличия. Ни семья, ни знакомые не проявляли к нему никакого интереса. Он был теперь пристроен и жил словно в шапке-невидимке. Жермен по-прежнему любил одиночество и всякий раз, побыстрее выполнив поручения, делал крюк, чтобы пройтись по зеленым улочкам, опоясывающим городок. Иногда он вытаскивал из кармана несколько монеток и мимоходом начинал жонглировать ими. Жонглировать столь легкими предметами не так-то просто, но Жермену это удавалось, стоило ему очутиться одному среди домов или садовых изгородей. Однако куда бы Жермен ни забрел во время своих коротких странствий по городским закоулкам, редко случалось, чтобы он не встретил Жюльетту. По странной случайности, не меньше двух раз в день они внезапно сталкивались на каком-нибудь тротуаре или в переулке, и всегда это вызывало у них величайшее изумление. Перебросившись несколькими словами, они расходились, исполненные решимости избегать встреч. Но это им не удавалось. Они встречались на мосту через реку, во дворе и даже в коридоре нотариальной конторы.

Начались пересуды. Вскоре Жермен понял, что семейство недовольно им. А потом наступил день, когда мэтр Ланд, едва войдя в контору, вызвал его к себе.

— Вам должно быть стыдно, — сказал он Жермену, — увиваться за пятнадцатилетней девочкой, которая к тому же вам вовсе не пара. Мне было жаль вас, и я постарался сделать из вас хорошего работника. Вы же платите мне черной неблагодарностью.