Иосиф остановился, несколько ошеломленный непривычной для него суетой. Но суетой не бестолковой, это он сразу понял, а деловитой, возникающей от многолюдья, когда спешащему человеку не просто протолкнуться через толпу. И тут же с легкой усмешкой подумал, как это должно быть здорово революционеру жить в таком большом городе, как тут при надобности легко затеряться в водовороте людском.

Надо попасть в Хамовники. Точный адрес и пароль привез Минятов. Приблизительно объяснил, как добраться туда, посоветовал взять извозчика. Вернее и быстрее. А велико ли расстояние от вокзала до Хамовников, сказать забыл.

Немного колеблясь, Иосиф подошел к переднему в ряду извозчику. Тот окинул презрительным взглядом нагольный полушубок Иосифа, ответил, не скрывая насмешки:

— Полтора целковых, ваша милость. И деньги вперед.

Другие извозчики, стоящие в очереди, захохотали. Иосиф уселся в санки, прикрыл волчьей полостью ноги, бросил небрежно:

— Трогай! Расчет на месте. Поедешь как следует — накину гривенник.

Извозчик подвигал плечами, покрутил головой, еще присмотрелся к Иосифу. Подобрал вожжи.

— А четвертачок, ваше сиятельство, не накинете?

— А у вашего степенства конь вверх спиной стоит? — ядовито спросил Дубровинский, припомнив слышанную в извозчичьих анекдотах фразу. — Трогай! Не то и гривенника не добавлю.

Снова вокруг захохотали. На этот раз вполне сочувственно. «Вот это подсек молодой барин! Смотри, Евсей, доторгуешься!»

— Так, а в Хамовниках-то где? Они ведь немалые, — попробовал еще сопротивляться Евсей.

— А где захочу, там и сойду, — объявил Иосиф хладнокровно, совсем не представляя себе расположение Хамовников, но твердо зная, что улицу и фамилию хозяина дома называть не следует.

Его спокойная решительность сделала свое дело. Они поехали. Быстро, как раз на лишний гривенник.

Мерзлый снежок приятно похрупывал под копытами Буланого. Иногда взвизгивал окованный полозок саней на оголившемся камне мостовой. Ногам под волчьей полостью было очень тепло. А Евсей то и дело оборачивался через плечо, пытаясь разглядеть своего странного седока в крестьянском полушубке, но с городской ухваткой. Заговаривал о том о сем, жаловался, что «жисть» подорожала. Потом принялся рассказывать длинную историю о том, как к соседской жене повадился ходить ее любезный, а сосед все не мог изловить…

Тянулись бесконечные улицы с огромными, глазастыми вывесками бесчисленных торговых заведений. Дворники в белых фартуках железными скребками чистили тротуары. Иногда посреди улицы, уходя вдаль, тянулись рельсы. По ним, труся рысцой, четверка лошадей тянула вагончик. Евсей тыкал кнутовищем в сторону конки с презрением: «Простоквашу возить». И поддавал жару Буланому. С особым шиком он делал повороты, так, что заносило задок саней, а встречные упряжки шарахались в сторону.

Иосиф как-то неожиданно для себя освоился со всем этим. Большой, большой город Москва. Людный город. В этом и сила его. Хорошо жить в таком городе. Вон студенты идут, о чем-то спорят, руками размахивают. А вон, должно быть, водопроводчики волокут на плечах длинные железные трубы.

— …а вся штука в том, что от ворот был протянут тайный елистрический звоночек, и пока… — Евсей вдруг оборвал свою пустую болтовню, придержал Буланого, спросил ворчливо: — Куды ж везти еще, молодой барин? Почитай, уже все Хамовники наскрозь проехали. Накинуть плату придется.

Иосиф выпрыгнул из санок.

— А мне именно здесь и надо сходить!

Вместо гривенника он добавил извозчику пятиалтынный.

А потом долго плутал по переулкам, разыскивая нужный дом. Прохожих расспрашивать не решался.

Наконец отыскал. Это был маленький флигель, стоявший далеко в глубине двора, занесенного снегом. К нему тянулась узенькая тропинка. Под окнами флигеля — широкие кусты, должно быть, сирени. Сейчас на каждом сучочке красовались маленькие снежные шапочки. Из трубы вился синий дым.

Иосиф постучался в сенечную дверь. Через некоторое время тихий женский голос спросил:

— Кого вам нужно?

— Это здесь надо печь починить? — сказал Иосиф.

— Спасибо! Вчера починили уже.

— Жаль. А я пришел с инструментом.

Щелкнула задвижка, дверь отворилась. Кутая плечи в пуховую шаль и приветливо улыбаясь, молодая женщина пропустила Иосифа в дом, провела через кухоньку. Комната оказалась пустой. Женщина крикнула, поглядывая на переборку, за которой находилась, по-видимому, еще одна комната:

— Леонид Петрович, печник явился!

Вот как! Стало быть, Радин?

А тот уже стоял перед Дубровинским — невысокого роста, с копной черных волос, слегка встопорщенных на макушке, с окладистой интеллигентской бородой, нависшими, косматыми бровями. Стоял и тряс Иосифа за плечи.

— Так вот вы какой, курянин, орловец! Бывал, бывал в ваших местах. И с Гурарием Семенычем в дружбе, Ивана Фомича тоже хорошо знаю. Ну, Гурарий Семеныч посдержаннее, а Иван Фомич — с огоньком. Вы давно в Кроснянском не бывали?

— С самого холерного года. Гурарий Семеныч иногда пишет. И с Иваном Фомичом обмениваемся поздравлениями в праздники. Мне приятно, Леонид Петрович, что и вы с ними знакомы. Я только не знал, что вы больше чем просто знакомы.

— Значит, молодцы они, — весело сказал Радин. — Но вас я тоже хочу похвалить. Отлично вы начали дело. И знаете, как я представляю, умело сохраняете конспиративность. А это имеет первостепенное значение.

— Наше правило: конспирация только тогда конспирация, если она всегда конспирация, — немного смущенный похвалой Радина, сказал Дубровинский.

— Ух, как длинно и замысловато! Впрочем, очень правильно. Где вы этому научились? Своим умом дошли? Слухами земля полнится? Советы товарищей? А вообще имейте в виду, это целая наука, есть разработанные системы. И мы вас постараемся просветить дополнительно. — Кустоватые брови Радина шевелились. — Подойдут еще товарищи. А пока попросим Екатерину Даниловну угостить нас горячим чайком. Наверно, продрогли? Сегодня морозец градусов на пятнадцать. А как доехали, как нас здесь разыскали?

Екатерина Даниловна принесла чай, сухие, посыпанные маком баранки, накрыла стол в комнате, за переборкой. Пригласила откушать.

Прихлебывая горячий чай, Иосиф в красочных подробностях разрисовал, как он торговался с извозчиком и как добирался сюда. Не скрывая внутреннего удовлетворения, подчеркнул, что хотя и был одет в крестьянский полушубок, но не дал себя провести, с первых слов извозчик почувствовал: дело имеет с коренным москвичом.

Радин весело хохотал:

— А ловко, остроумно вы «степенством» его подкололи! — И стал серьезнее. — Только и промахов, дорогой товарищ, вы немало наделали. Уж если залезли в овчину, так, извините, по-овчинному себя до конца и держите. Не думайте, что «ваша милость» да «ваше сиятельство» были простой издевкой этого вашего Евсея. Извозчики — народ весьма проницательный. Как же, интеллигент — и в овчине! Это учтите. Хорошо, что не было слежки за вами. И потом, вы напрасно ликуете, что предстали перед извозчиком коренным москвичом. Коренной москвич в Хамовники дороже как за сорок копеек ни за что не поедет. А вы рубль шестьдесят пять отвалили. В овчинном-то полушубочке!

Иосиф густо покраснел. Он даже не пытался оправдаться. Действительно, не додумал. А Радин вполголоса, под нос себе, промурлыкал на мотив «Дубинушки»:

Потом хлопнул в ладоши:

— Да вы не огорчайтесь, Иосиф. В нашей жизни, в нашем необыкновенном деле и не такие промахи возможны. Если бы их никогда не было с нашей стороны, так и охранка ничего с нами не сделала бы. — И опять расхохотался: — Впрочем, охранка тоже допускает постоянные промахи. И мы, разумеется, ими пользуемся. Знаете, было раз, ожидался транспорт с литературой из-за границы. Мы догадывались: охранка готовится, вокзал будет оцеплен жандармами, и вряд ли удастся товарищам пронести свой багаж. Приготовились. Если не литературу, так хоть товарищей выручить, помочь им сбежать, бросив наконец чемоданы. Продумали план. Сразу скажу, не очень надежный. Но господин Бердяев, начальник охранки, в тот вечер, слава богу, так заигрался в карты, что забыл позвонить Зубатову, помощнику своему, чтобы тот всю машину привел в действие. И вот жандармы на вокзале, ожидая распоряжений начальства, сидели, а наши товарищи между тем…