— Ты-то здесь откуда? — проклекотал Лаптев, у которого сдавило горло.
— Передай Олегу Павловичу, что он врун, — прошепелявил Денис, надвигаясь. — Вчера оживил, а сегодня посадил рядом с Шарком. Врун и есть.
— Но Шарк же пропал, — отступая, пробормотал Лаптев. — Говорят — удрал.
Споткнувшись обо что-то, с размаху сел на пол.
— Как же — удрал, — Денис навис над ним. — Его на моих глазах утащили в зеркало. Там теперь и находится. А я рядом, чтоб лишнего не болтал.
Егоровна между тем вынула из сумочки пачку папирос, попыталась засунуть тоненькую папироску в рот, но тот не поддавался, будто склеенный.
— Дай помогу, — сказал Денис, после чего пальцами с хрустом разодрал её губы, и в самом деле схваченные клеем.
Этого Лаптев вынести не смог. Заревев, как бык, вскочил на ноги, снес стоявшую на пути хрупкую Егоровну и ногой вышиб дверь.
Глава 27. Предпочел свободу
— Вот те раз, — сказал Черемушкин, придя вечером с работы. — Денис укатил в командировку, а Симеон Лаптев спятил и ходит по городу с блокнотом.
Мортимер запретил Лере выходить на улицу, и она уже два дня сидела дома. А всё кашель — сухой, раздирающий горло, который не брала ни одна микстура. Олег Павлович очень пёкся о её здоровье.
— Как так спятил? — удивилась Лера, ставя на плиту чайник. — У него же всё по полочкам разложено. Такие ни с того, ни с сего умом не трогаются.
И крикнула Иеремии, чтобы шел ужинать.
— Олег Павлович сказал, — Черемушкин вынул из холодильника ломоть докторской колбасы, занес над ним нож, но Лера колбасу отобрала, сунула обратно в холодильник.
— А блокнот зачем? — спросила она, вынимая из духовки рукав с жарким из свинины с картошкой.
— Вроде берет интервью, а на самом деле несет чушь, — ответил Черемушкин и, предвкушая вкуснятину, энергично потер ладошки.
Иеремия кубарем скатился вниз и вспрыгнул на свой стул. За несколько последних дней он вытянулся страшно, был уже на голову выше Черемушкина. Это было ненормально, это пугало.
— Э-э, — сказал Черемушкин и для солидности кашлянул. — Ты бы помыл бы, что ли бы, руки-то.
— Уже, — ответил Иеремия, хищно поводя носом. — Между прочим, Денис никуда не укатил. Тут он, рядышком. Спасибо.
Последнее относилось к Лере, которая поставила перед ним тарелку со свининой.
— А мне? — сказал Черемушкин, который всё-таки был хозяин в доме.
— Ребенку первому, — отозвалась Лера, ставя тарелку и перед ним.
Иеремия радостно реготнул.
— Хорош ребенок, — проворчал Черемушкин и накинулся на еду, как зверь.
— Что ты там про Дениса? — спросила Лера, усевшись за стол и подцепляя вилкой кусочек картошки.
— Шлет сообщения через ютуб, — сказал Иеремия. — Помоги, мол. Вытащи.
— А где он? — спросил Черемушкин.
— Пишет, что в Зазеркалье, вместе с Шарком, — ответил Иеремия. — Между прочим, посылает мне обычные эсэмески со своей Нокии. Как они попадают на ютуб — непонятно. Скинул даже свою последнюю фотку. Рожа у него, я вам скажу, сильно ассиметричная.
— Непонятно, — сказал Черемушкин. — Олег Павлович говорит, что Денис в длительной командировке, скоро не ждите. Сам Денис утверждает обратное. Нестыковочка.
Наверху вдруг завыло, заскрежетало.
— Черт, — воскликнул Иеремия и как лось поскакал вверх по лестнице, а через минуту примчался обратно и, не поднимая глаз, принялся истово метать жаркое.
— Ты там случаем не бомбу испытываешь? — весь на нервах, спросил Черемушкин.
— Не дождался, — сказал Иеремия. — Я бы его вытащил.
— Это тебя Денис, что ли, вызывал? — невозмутимо уточнила Лера. — Ну, вы умельцы.
— И как бы ты его вытащил? — спросил Черемушкин.
— С завтрашнего дня я зачислен в центр к Мусатову Сергею Анатольевичу, — объяснил Иеремия. — Он как раз занимается проблемой пространства Козырева. Вытащил бы, как миленького, да не успел.
— Не понял, — сказала Лера. — Что значит «не успел»?
Этим своим «не понял», будто мальчишка, она покупала всех.
— Пошёл на Шарка с кулаками, принял добровольную смерть, — хмуро произнес Иеремия. — Понял, что Мортимер запер его навечно. Решил вернуться в исходное состояние. Предпочел свободу, за что его можно сильно зауважать. Где-то он Олегу Павловичу перешел дорогу. Думаю, что и Симеон тоже.
— Ты, Рэм, не торопись, — сказала Лера и вздохнула. — Кто такой Денис, и кто такой Мортимер? Это ж надо понимать — величины несоизмеримые. И вообще. Надо выслушать вторую сторону.
— А может, всё не так плохо? — произнес Черемушкин. — А, Рэм? Может, Денис и взаправду в командировке, а заумный Симеон Лаптев малость рехнулся? Самую малость, как все гении. А кто-то, скажем второгодник из восьмого класса, о которого ты ноги вытер, закидал тебя через ютуб глупыми посланиями.
— Откуда второгодник знает про Зазеркалье? — усмехнулся Иеремия.
— Льюиса Кэрролла прочитал. Про Алису.
— А про Шарка откуда знает?
— Кто в городе не знает Шарка? — возразил Черемушкин. — Так что, давай-ка, парень, доедай, пока не остыло.
— Да, да, — согласился Иеремия.
Быстро очистил тарелку, выпил бокал компота и уже без прежней прыти тяжеловато взобрался на свой третий этаж.
Какое-то время они молча ковырялись вилками в остывшем жарком, потом Лера сказала:
— Ты Трезора давно не видел?
— Да как-то не до него, — откликнулся Черемушкин, которому что-то не нравилось в этом разговоре с Рэмом. — Он всю дорогу в будке сидит, не выходит. Может, приболел?
— Приболел, — фыркнула Лера. — Он в будке сидит, потому что в дверь не пролазит. Такую репу наел.
— Рэм тоже, — сказал Черемушкин. — Уже со старшего братца вымахал. К добру ли?
— Репа — она всегда к добру, — Лера встала и начала прибирать со стола. — А вот Иеремии я почему-то верю. Что-то тут не так.
Этим же вечером с помощью Иеремии Черемушкин разобрал vip-будку. Освобожденный Трезор ускакал к живой изгороди и, вытаращив глаза, долго справлял нужду. Потом долго и старательно задними лапами закидывал нужду землей. Такую кучу накидал. Да ещё облаял любопытствующего Семендяева, который, встав на цыпочки, следил за действиями собаки.
— Что, Сергей Сергеевич? — крикнул ему вышедший на крыльцо Черемушкин. — Рановато спать-то?
— Сам дурак, — тихонечко сказал Семендяев, потом наддал голосом: — Чем Трезора кормите? Скоро с лошадь будет.
— Что поймает, то и слопает, — ответил Черемушкин. — Особо не утруждаемся.
— Отдали бы его, что ли, в питомник, — посоветовал Семендяев. — А здесь люди живут, мало ли что.
— Не, он мирный, — возразил Черемушкин. — Спокойной ночи, сосед.
«Вот хорек, — подумал Семендяев, уходя в дом. — Раньше товарищ генерал, а теперь сосед. Совсем обнаглел»…
Мортимер прекрасно видел, что временная система, в которой существует Знаменск, схлопывается, изолируется, а потому торопился. Те немногие, кто об этом знал, в частности Мусатов и его ближнее ученое окружение, а также Денис Антипов (откуда только?) и члены теософского общества «Москва» видели в этом личную заслугу Мортимера. О да, об этом человеке уже слагались легенды.
Сам же Мортимер отдавал себе отчет, в чем причина. Никак не в Планзейгере или ещё в чем-то сверхъестественном, разумеется нет. Господь распорядился. Но не так, как мы распоряжаемся существованием надоевшей мухи — берем газету и шмяк! Только мокрое место остается. Вовсе не так. А мог бы, в назидание.
Единственное, что оставалось — набить в город побольше людей. Всяких. Богатых и бедных, знаменитых и не очень, чтобы улицы кишели народом, чтобы пляжи были битком набиты, чтобы в магазинах было не протолкнуться. Ну и, естественно, бурный рост промышленности, жилищного строительства и сельского хозяйства. Плюс высокие зарплаты, расцвет культуры, поощрение талантов. Радостные счастливые лица, прекрасная бодрящая музыка, любовь к Отечеству и, естественно, к Знаменску. Разумеется, в каждом округе Храмы. Пора браться за Храмы, время поджимает.