— Не соврал, — заметил Дергунов, наполняя чистую кружку.

Швед прервал пение и сказал:

— В крайнем правом водка, если желаешь ерша.

Матеньки-батеньки, в самом деле — из правого крана текла водка.

Пиво было отменное.

В конюшне взревели моторы. «Черт», — воскликнул швед и выскочил на улицу.

Дергунов не садясь за стол, но и не торопясь выцедил кружку (Коробченко от пива наотрез отказалась, сказала, что бывает буйной) и в задумчивости произнес:

— По идее я должен про этот непорядок донести руководству. Но с одной стороны, само же руководство выстроило здесь эту злодейскую пивнушку, а с другой — какой же дурак откажется от бесплатного пива? А, Нинель Эвальдовна?

— Категорически за, — согласилась она.

Джипы в полном составе куда-то умчались. Почти тут же небо над воинской частью, будем называть этот участок леса так, потемнело — сюда, прямо на голову Дергунова и Коробченко, спускалась воронья банда.

Заработала автоматическая пушка на выехавшем из конюшни колесном бэтээре, посыпались на поляну кровавые лохмотья, но это банду не остановило.

Спрятавшиеся в кустах Дергунов и Коробченко видели, как здоровенная и тяжеленная гаргулья опустилась на осевший под её тяжестью БТР и своими ручищами согнула ствол ходящей ходуном пушки. Что-то внутри бронетранспортера гулко лопнуло, спустя пару секунд распахнулась дверь бокового люка, изнутри повалил черный дым, из этого дыма вывалился закопченный человек и, извиваясь, как червяк, пополз по траве прочь от машины. К выбивающемуся из люка черному дыму прибавились языки пламени.

Гаргулья на своих могучих крыльях взмыла вверх, неестественно, противореча законам аэродинамики, зависла в воздухе, позыркала туда-сюда и спикировала на уползающего бойца. Придавила его своим весом, поелозила, возясь с телом, потом выбросила что-то черное круглое кровавое точно в кусты, за которыми притаились Дергунов с Коробченко. Страшное дело — это была голова, которая застряла в ветвях, чуть-чуть не долетев до Коробченко. Та ахнула, закатила глазки и начала вываливаться из кустов на поляну. Как ни удерживал её Дергунов, она вывалилась, а следом за нею и Лёшка.

Тут же, сотрясая землю, затопали тяжелые шаги. Дергунов, обмирая, повернулся. Прямо перед ним стояла гаргулья, вглядывалась в него, потом вдруг подмигнула ему, как у ресторана Тантрис подмигнула Федору, и улетела. Дергунова заколотило.

— Бежит по полю Ефросинья, попа толста, морда синя, в больших кирзовых сапогах, — затянул кто-то рядом дребезжащим тенорком. — За нею дворник Афанасий, семь на восемь, восемь на семь, с большим спидометром в зубах.

Пела оторванная голова. Дергунов смотрел на нее, страшную, обгоревшую, с полузакрытыми глазками, едва шевелящую спекшимися черными губами, и думал, что многое он видел за последнее время, а такого ещё нет. Как теперь, его, поющего шведа, хоронить?

— За ними гонятся грузины на дрезине, но рельсы кончились давно, — пропела голова и распахнула мертвые глаза.

От неожиданности Дергунов вздрогнул, попятился прочь, пытаясь тащить за собой Коробченко, но та была тем ещё якорем.

— Не надо меня хоронить, — сказала голова. — Без вас обойдусь.

Коробченко наконец-то очухалась, сама встала, сама пошла. Тем временем к кустам приплелось туловище шведа, вынуло голову, посадило на плечи. Коробченко с Дергуновым дунули прочь что есть мочи, как оказалось — навстречу возвращающимся джипам.

Передний джип вырулил влево, перегораживая им дорогу, из него ловко выскочил Сесёлкин.

Ворон в небе уже не было, гаргульи тем более, лишь дымился в отдалении БТР с изогнутой, как хобот, пушкой, да бродил вдоль опушки некто обгорелый, ощупывающий свою голову и горло.

— Куда полетели? — отрывисто спросил Сесёлкин.

— Туда, — Коробченко наобум махнула рукой.

— Гаргулья точно туда, — показал Дергунов в другую сторону.

— Всё видели? — спросил Сесёлкин. — Как был подбит БРТ?

Дергунов рассказал, добавив при этом и про шведа, который слонялся теперь по опушке.

— Мда, — произнес Сесёлкин. — Мы условно бессмертные, чего не скажешь о технике. Значит, говорите, туда. Мимо твоей конторы проезжаем. Подбросить?

— Уж как-нибудь сами, — ответил Дергунов. — А пивко, между прочим, славное.

— Оценил? — расцвел Сесёлкин. — Заходи, будем рады. И вы, мадам, тоже. Кстати, Касим.

— Кстати, Нинель, — в тон ему сказала Коробченко. — Всего доброго, товарищ условно-бессмертный…

За бесчисленной стаей, которая резко пополнилась за счет местных волонтеров, можно было гоняться годами, веками. Возглавляющая их гаргулья хоть и не умела читать-писать, но обладала природной сметкой, свойственной ярким выходцам из народа. Банда уже не умещалась в просторном помещении Галереи, уже обращённые, задыхающиеся от немыслимой вони, начинали роптать. Шарк-Шарк вынужден был обратиться по тайным каналам к Асмодею, тот наорал на него, но банду выгнать разрешил. Понимал, лихоимец, что рискует положением Шарка.

Новым местоположением стаи Асмодей выбрал заброшенную деревню километрах в десяти от Знаменска. Она стояла далеко от автомобильной трассы, дороги до неё, считай, уже не было, сплошная трясина, а главное — таких деревень в округе, где никто не жил, было с десяток. Хотя раньше жизнь кипела.

По прибытию стаи на новое место гаргулья, как существо хитрое, дальновидное, распорядилась по стеклам, где они остались, клювом не долбать, тепло из изб выдует, паклю между бревен не выдирать, она тоже не просто так вставлена, гадить исключительно на беспризорной свалке, что за деревней, то есть вести себя прилично.

Она выбрала самые крепкие избы, вскрыла заколоченные двери, которые на ночь закрывала, поскольку вороны этого делать не умели, следила, чтобы не было кровавых драк. Вороны питались зайцами, лисами, разной падалью, а раз в неделю, обычно в воскресенье, Шарк-Шарк посылал на оговоренную площадку самосвал с отходами производства, которые шли на ура. Сжирали всё дочиста, не жизнь, а малина.

Лера наконец-то поправилась. Щечки порозовели, глаза заблестели, на губах заиграла улыбка. А тут, весьма кстати, и Олег Павлович порадовал, прислал официальное сообщение, что им, молодым перспективным сотрудникам института, собравшимся организовать семью, на территории лесопарка «Волшебный лес» выделяется участок 20 соток с готовыми постройками.

— Васька, — сказала счастливая Лера. — Это ж дача. Всю жизнь мечтала о даче. Завтра же едем.

— Разумеется, едем, — улыбаясь, ответил Черемушкин. — Только это не просто дача, это в трех шагах от работы. А отдыхать будем в Москве.

Тут же раздался телефонный звонок, Черемушкин поднял трубку и услышал голос секретарши Мортимера:

— Это квартира Черемушкиных?

Надо же так подколоть, знала ведь прекрасно, что Лера с Василием ещё не женаты.

— Да, — ответил Черемушкин.

— Олег Павлович попросил передать, чтобы прихватили Трезора. Очень нужен.

— Трезор прописан у Небироса, — напомнил Черемушкин.

— Небирос сегодня ночует в Москве, — сказала Тамара. — Приведет к вам Трезора. Вы не возражаете?

— Нет, конечно, — отозвался Черемушкин. — А зачем Олегу Павловичу Трезор?

— Днем ворон гонять, — сказала Тамара. — А ночью вас с Лерой охранять. Вы же теперь крупные собственники. Квартира, понимаешь, в столице, да ещё тут нехилый особнячок. За какие, спрашивается, заслуги?

Черемушкин не успел ответить, Тамара положила трубку…

Где-то в одиннадцать следующего дня Черемушкин с Лерой, которая вела на поводке большого, с теленка, Трезора, вошли в приемную Мортимера.

— С собаками нельзя, — брезгливо сказал Тамара, которая была та ещё фифа.

— Это не собака, это Трезор, — радостно объявила Лера. — Сами же вчера звонили.

— Нельзя, — отрезала Тамара.

Трезор гулко, басовито гавкнул.

— Ба, Трезор, — сказал, выглянув из кабинета, Мортимер. — Заходите, ребятки.