Трое испытанных бойцов из команды Сесёлкина, раскинув руки, лежали навзничь, остальные озирались, ища кого-то. Морды у некоторых были побиты.

— Что за шум, а драки нет? — сказал Сесёлкин.

— Ничего не пойму, командир, — ответил один из бойцов, не побитый. — Как сквозь пальцы утекли. Только что вот здесь стояли.

— Поднадзорные, что ли? Демиурги? — уточнил Сесёлкин. — Ищите по кустам. Далеко уйти не могли.

Бойцы бросились врассыпную, а Сесёлкин сказал подошедшему Дергунову:

— Опять это чернокнижие. Надоело уже, однако. Ты мне дай нормального честного противника, чтобы нос к носу стоял, а не финтил по закоулкам.

Дергунов согласно кивнул, потом тихонечко произнес:

— Между прочим, Касимчик, Нинель Эвальдовна твой непосредственный начальник.

— Баба начальник? — взревел Сесёлкин и пошёл на Дергунова. — Кто назначил?

— Олег Павлович, — убегая, ответил Дергунов. — А я тем более.

— Что тем более? — Сесёлкин остановился.

— Тем более начальник, — скрывшись за дверью, далеким эхом откликнулся Дергунов…

Купол для Самаэля был низок, а нерастраченной силушки много, хотелось летать, рассекать. Тренировался он ночью, без свидетелей. Самаэль взлетал со Стеклянного моря, Планзейгер открывал перед ним окно в защитном куполе, потом закрывал. При возвращении дракона процедура совершалась в обратном порядке.

Однажды в стремительно взлетающего Самаэля врезался вражеский самолет-разведчик, который на приличной высоте кружил над Знаменском. Перехватывал секретные радиочастоты. Самаэлю-то ничего, а самолет вдребезги. Обломки Планзейгер смел в кучу и смахнул в лес, туда, где погуще.

Самолет-разведчик кружил над Знаменском недаром. С того момента, когда город был накрыт защитным куполом, геодезические спутники фиксировали на его месте черное пятно. Пропажа самолета возбудила соответствующие органы надзора, поэтому в Знаменск из братской Литвы была направлена группа представителей Общества друзей России в составе пяти человек.

Литовцы были как на подбор: молодые, рыжеватые, плечистые, под два метра ростом, говорили с немецким акцентом. Их встретил Семендяев, незаметно прокачал на предмет лояльности, потом передал Дергунову, ну а уж тот Сесёлкину. К тому времени команда Сесёлкина отдыхала после безуспешных поисков демиургов.

В принципе, это было правильно, коль вы друзья России, вот вам, извольте, букет из разных национальностей. Всё как в жизни: швед, негры, эстонец, чукчи, нанайцы, мордвин. Яркие представители русского населения. Ну, а если вы прикидываетесь друзьями, пеняйте на себя.

Увидев такой суповой набор, литовцы заскучали, но Сесёлкин подмигнул самому главному и пригласил в бронетранспортер, который повёз делегацию в Волшебный лес попить ерша. Остальные поехали на джипах.

По дороге самый главный друг по имени Ганс сказал Сесёлкину, который прекрасно понимал его литовский, густо настоянный на немецком:

— Как же так, геноссе? Вокруг осень, а у вас, в вашем прекрасном городе, лето. Непорядок.

— Россия, брат, — ответил Сесёлкин. — Её литовским аршином не измеришь.

— Другой вопрос, — не отставал Ганс. — Раз тут лето, почему мы едем не в джипе, а в душном железном броневике?

— Оно и видно, что вы люди не военные, — усмехнулся Сесёлкин. — Береженого Бог бережет, иной раз и палка стреляет. А тут, за бронёй, как у батьки за пазухой. Ферштейн?

— Я, я, — литовец Ганс согласно закивал. — Натюрлих.

— Ну и лады, — сказал Сесёлкин. Тут и БТР остановился. — На выход, господа литовцы…

Первым делом касимовцы и литовские друзья направились прямиком в пивнушку, откуда не выходили в течение часа. Через час вышли оттуда довольные, веселые, побратавшиеся. И тут же, в прекрасном расположении духа пошли знакомиться с владениями Сесёлкина.

Воинская часть понравилась литовским друзьям. Судите сами: в центре великолепного зеленого леса поросшая густой шелковой травой поляна размером в один гектар. На этом гектаре компактно расположены: трехэтажная казарма с одноместными номерами, гараж, столовая, пивной бар, разные хозпостройки. В гараже стоят джипы и БТРы, для тренировочных стрельб предусмотрен подземный тир.

Зашли в казарму, и один глазастый литовец тут же увидел неприметную надпись на одной из дверей: «Оружейная палата». Это было помещение для хранения оружия и боеприпасов. Одни из литовцев подергал дверь, немедленно запиликала сигнализация. Сесёлкин погрозил ему пальцем, литовец поднял перед собой ладони — виноват, мол.

Литовцы посетили пустующий одноместный номер на третьем этаже казармы и от удивления вскинули брови. Ничего себе номерочек в двадцать пять квадратных метров с туалетом, душем, холодильником, телевизором, компьютером. Отличная кровать, кресло для отдыха, шторы на окнах. Безупречно чисто.

— А кто убирает? — спросил Ганс. — Даже мы, литовцы, народ аккуратный, после бесплатного ерша можем насвинячить. Что уж говорить о простом русском солдате, который известный выпивоха и поросёнок.

— Ты, Ганс, неправ, — дипломатично ответил Сесёлкин. — Вот горничная, она и убирает.

Горничная была маленьким пухленьким биороботом, весьма симпатичным, со всеми присущими женскому полу прибамбасами, и едва Ганс ущипнул её, тотчас получил увесистую оплеуху. И как только дотянулась, не иначе — подпрыгнула.

— Простите, простите, — рассыпался он в извинениях. — Немного перебрали. Где бы нам отдохнуть?

— Да в любых номерах, тут пол этажа свободно, — ответил Сесёлкин. — Горничную я предупрежу, а сам буду в 21 номере.

Как только он ушел, Ганс показал глазами, что нужно проверить, есть ли в номере «жучки».

Одни из литовцев вынул из кармана микродетектор, включил его, выждал секунд пять и отрицательно помотал головой.

— Прекрасно, — сказал Ганс. — Кто что подметил?

— Пиво отменное, — заметил один из литовцев. — Но не на хмеле. Похоже, синтетическое.

— Но отменное, — добавил кто-то.

— Я, я, — сказали все дружно.

— Бензин у русских обычно грязен и вонюч, — произнес один из литовцев. — А тут, в Знаменске, вроде ничем не пахнет. Тоже, поди, синтетика.

— Не факт, — сказал Ганс. — Может быть и авиационный керосин. Кто ещё?

— С солнцем дело непонятное, — заметил ещё один из литовцев. — Оно же одно для Тамбова и для Знаменска. А туч вообще нету.

— Правильно, — согласился Ганс. — За короткое время нам нужно собрать побольше таких фактов. Факты, факты и ещё раз факты, как говорил русский теоретик Ленин. Выводы будем делать дома. Учтите, американские коллеги наступают нам на пятки. Со своей стороны добавлю ещё вот что. Попробовал на вкус травинку — настоящая, но с привкусом кошачьего дерьма, то есть здесь водятся либо кошки, либо гоблины.

Подчиненные непонимающе переглянулись, а Ганс улыбнулся и сказал:

— Не подумайте, что я перепил синтетического пива. Есть специальная литература, вернемся — покажу. Лес этот похож на настоящий, но он лучше настоящего, гораздо лучше. Тут есть пальмы, бананы, ананасы. Для здешней широты дело невиданное, поэтому гоблинам нисколечко не удивлюсь. И вот ещё что. Наша горничная не человек.

— Но лучше человека, — добавил кто-то.

— Я, я, — согласились литовцы. — Вы, босс, знаете толк в девицах. Только вот рука у неё тяжелая, так можно и без глаза остаться.

— Во время удара, — сказал Ганс, усмехнувшись, — рука у неё вытянулась на полметра. Никто не заметил, потому что скорость нечеловеческая.

Что-то ударило в оконное стекло и отскочило. Потом ещё раз.

Ганс выглянул в окно, увидел фигуру в недалеких кустах. Фигура помахала ему.

— Людвиг, — позвал Ганс. — Видишь этого человека?

— Вижу, — ответил подошедший Людвиг.

— Иди узнай, что ему надо. Это не касимовец. Только осторожно.

Людвиг вышел, но вскоре вернулся и сообщил, что выход на лестницу охраняется касимовцем с автоматом. Ничего не желает слушать, потому что Сесёлкин объявил мертвый час. Никого впускать и выпускать не положено. По лестнице шастать не велено, можно маслину в лоб словить.