* * * Опять заноют руки От первого движения, Опять встаю на муки, На новое сраженье. Представлю на мгновенье Все будущие сутки, Неискренние мненья, Божбу и прибаутки. Глаза закрою в страхе И в сон себя запрячу, И ворот у рубахи Раскрою и заплачу, Чтобы рассвет немилый Встречать без осужденья, Как много нужно силы При каждом пробужденье. * * *[62]
Ведь мы не просто дети Земли, Тогда бы жить на свете Мы не могли. В родстве с любым и небо И облака, А го укрылась где бы Тоска? И в горле песни птичьей Подчас тона, И кажется сугубо личной Луна. НАЕДИНЕ С ПОРТРЕТОМ Ты молча смотришь со стены, Боярыня Марина, Залита пятнами луны, Как стеарином. Ты взглядом гонишь муть и хмарь Бесовского веселья. Дрожит наследственный янтарь На ожерелье. А может, это ложь луны, И сквозь луны уловки На шее явственно видны Узлы веревки. * * * Лицо твое мне будет сниться, Бровей синеющих разлет И тот, завешенный ресницей, Голубоватый вечный лед. Но забушует в мире буря И переменит прежний цвет Той безмятежнейшей лазури На краски горести и бед. Сверкнет ли россыпь золотая Среди подземных мерзлых руд, Когда глаза твои растают, Слезами злобы изойдут. Или какой-то страсти взрывом, В тебе гнездящейся давно, Внезапным радостным порывом Раскрыто черное окно. И взглядом долгим и упорным Ты на меня глядишь тайком. Своим невидящим и черным, Как бы обугленным зрачком. * * * Нет, я совсем не почтальон, Простой разносчик плача, Я только тем отягощен, Что даром слов не трачу. Ведь я не думал петь и жить, Дрожа измерзшим телом, Но долга этого скостить Земля мне не хотела. А я хватался ей назло, Вставая спозаранок, То за шахтерское кайло, А то и за рубанок. И я ее строгал и бил, Доказывая этим, Как крепко я ее любил Одну на целом свете. Но, вырывая обушок Из пальцев ослабелых, Стереть грозилась в порошок Меня в пустынях белых. Она сварила щей горшок, Дала краюху хлеба, В дорожный сунула мешок Куски и льда и неба. Уж недалек конец пути, И силы так немного. Мне только б слезы донести До первого порога. * * * Ветров, приползших из России, Дыханье чувствует рука — Предвестие эпилепсии Иль напряженье столбняка. Давно потерян счет потерям, И дни так призрачно легки, И слишком радостно быть зверем, И навсегда забыть стихи. Но бедных чувств ограниченье, Вся неурядливость мечты, Встает совсем в ином значенье В гипнозе вечной мерзлоты. Зачем же с прежнею отвагой Я устремляюсь в дальний путь? Стихи компрессною бумагой Давно положены на грудь. Чего бояться мне? Простуды, Колотья в сердце иль в боку? Иль впрямь рассчитывать на чудо, На самовластную тоску. Есть состоянье истощенья, Где незаметен переход От неподвижности — к движенью, И — что страшней — наоборот. Но знаю я, что там, на воле, С небес такой же валит снег И ждет, моей болея болью, Меня зовущий человек. вернутьсяНаписано в 1954 году в Туркмене Калининской области. Входит в «Колымские тетради». Одна из формул бытия. |
