* * * Когда, от засухи измучась, Услышит деревянный дом Тяжелое дыханье тучи, Набитой градом и дождем. Я у окна откину шторы, Я никого не разбужу. На ослепительные горы Глаза сухие прогляжу. На фиолетовые вспышки Грозы, на ливня серебро, А если гроз и ливня слишком Беру бумагу и перо. * * * Жизнь другая, жизнь не наша — Участь мертвеца, Точно гречневая каша, Оспины лица. Синий рот полуоткрытый, Мутные глаза. На щеке была забыта — Высохла слеза. И на каменной подушке Стынет голова. Жмется листьями друг к дружке Чахлая трава. Над такою головою, Над таким лицом — Ни надзора, ни конвоя Нет над мертвецом. И осталось караульных Нынче только два: Жесткие кусты — багульник * * * Я двигаюсь, как мышь Летучая, слепая, Сквозь лес в ночную тишь, Стволов не задевая. Взята напрасно роль Такого напряженья, Где ощущаешь боль От каждого движенья. Моей слепой мечте Защиты и оплоты Лишь в чувства остроте, В тревожности полета. И что переживу, И в чем еще раскаюсь, На теплую траву Устало опускаюсь… * * * Внезапно молкнет птичье пенье, Все шорохи стихают вдруг. Зловещей ястребиной тенью Описывается круг. Молчанье, взятое аккордом, И, высунутые из листвы. Рогатые оленьи морды И добрые глаза совы. И предстает передо мною Веленьем птичьего пера, Лепной готической стеною Моя зеленая гора. И я опять в средневековье Заоблачных, как церкви, гор, Чистейшей рыцарскою кровью Еще не сытых до сих пор. Моей религии убранство, Зверье, узорную листву Все с тем же, с тем же постоянством Себе на помощь я зову. * * *
Я — актер, а лампа — рампа, Лапы лиственниц в окне. Керосиновая лампа Режет тени на стене. И, взобравшись мне на плечи, Легендарный черный кот, Не имея дара речи, Умилительно поет. И без слов мне все понятно У ночного камелька. До мучительности внятна Неразборчивость стиха. И спасет в метели белой, Разгулявшейся назло, Тяжесть кошачьего тела, Вдохновенное тепло. * * * Не хватает чего? Не гор ли, По колено увязших в пески, Чтобы песней прочистить горло, Чтобы выговорить стихи? Не хватает бумаги писчей, Или силы любой тщеты, Или братского, в скалах, кладбища, О котором не знаешь ты? Я не верю, не верю крику В мире, полном кровавых слез, Проступающих, как земляника, Сквозь траву возле белых берез. * * * Резче взгляды, резче жесты У деревьев на ветру. У дороги ржавой жестью Посыпают ввечеру. Под дырявым небосводом Мир имеет вид такой, Что сравнится не с заводом, А с жестяной мастерской. Ветер в угол смел обрезки — Жестяной осенний сор, Оборвав движеньем резким Надоевший разговор. * * * На садовые дорожки, Где еще вчера На одной скакала ножке Наша детвора, Опускаются все ниже С неба облака. И к земле все ближе, ближе Смертная тоска. Нет, чем выше было небо, Легче было мне: Меньше думалось о хлебе И о седине. |
