БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА[15] Попрощаться с сонною Москвою Женщина выходит на крыльцо. Бердыши тюремного конвоя Отражают хмурое лицо. И широким знаменьем двуперстным Осеняет шапки и платки. Впереди — несчитанные версты, И снега — светлы и глубоки. Перед ней склоняются иконы, Люди — перед силой прямоты Неземной — земные бьют поклоны И рисуют в воздухе кресты. С той землей она не будет в мире, Первая из русских героинь, Знатная начетчица Псалтыри, Сторож исторических руин. Возвышаясь над толпой порабощенной, Далеко и сказочно видна, Непрощающей и непрощеной Покидает торжище она. Это — веку новому на диво Показала крепость старина, Чтобы верил даже юродивый В то, за что умрет она. Не любовь, а бешеная ярость Водит к правде Божию рабу. Ей гордиться — первой из боярынь Встретить арестантскую судьбу. Точно бич, раскольничье распятье В разъяренных стиснуто руках, И гремят последние проклятья С удаляющегося возка. Так вот и рождаются святые, Ненавидя жарче, чем любя, Ледяные волосы сухие Пальцами сухими теребя. РАССКАЗ О ДАНТЕ
[16] Мальчишка промахнулся в цель, Ребячий мяч упал в купель. Резьба была хитра, тонка. Нетерпеливая рука В купель скользнула за мячом, Но ангел придавил плечом Ребенка руку. И рука Попала в ангельский капкан. И на ребячий плач и крик Толпа людей сбежалась вмиг. И каждый мальчика жалел, Но ссоры с Богом не хотел. Родная прибежала мать, Не смея даже зарыдать, Боясь святыню оскорбить, Навеки грешницею быть. Но Данте молча взял топор И расколол святой узор, Зажавший в мрамора тиски Тепло ребяческой руки. И за поступок этот он Был в святотатстве обвинен Решеньем папского суда Без колебанья и стыда… И призрак Данте до сих пор Еще с моих не сходит гор, Где жизнь — холодный мрамор слов, Хитро завязанных узлов. * * * Скоро мне при свете свечки В полуденной тьме Греть твои слова у печки. Иней на письме. Онемело от мороза Бедное письмо. Тают буквы, точат слезы И зовут домой. ВЕРЮ[17] Сотый раз иду на почту За твоим письмом. Мне теперь не спится ночью, Не живется днем. Верю, верю всем приметам, Снам и паукам. Верю лыжам, верю летом Узким челнокам. Верю в рев автомобилей, Бурных дизелей, В голубей почтовых крылья, В мачты кораблей. Верю в трубы пароходов, Верю в поезда. Даже в летную погоду Верю иногда. Верю я в оленьи нарты, В путевой компас У заиндевевшей карты В безысходный час. В ямщиков лихих кибиток, В ездовых собак… Хладнокровию улиток, Лени черепах… Верю щучьему веленью, Стынущей крови… Верю своему терпенью И твоей любви. * * * Затлеют щеки, вспыхнут руки, Что сохраняют много лет Прикосновения разлуки Неизгладимый, тяжкий след. Их жгучей болью помнит кожа, Как ни продублена зимой. Они с клеймом, пожалуй, схожи, С моим невидимым клеймом, Что на себе всю жизнь ношу я И только небу покажу. Я по ночам его рисую, По коже пальцем обвожу. Мое лицо ты тронешь снова, Ведь я когда-нибудь вернусь, И в память нового былого От старой боли исцелюсь. * * * Скоро в серое море Ворвется зима, И окутает горы Лиловая тьма. Скоро писем не будет. И моя ли вина, Что я верил, как люди, Что бывает весна. * * * Четвертый час утра. Он — твой восьмой, Вечерний час. И день, твой — день вчерашний. И ночь, тебя пугающая тьмой, Придет сюда отцветшей и нестрашной. Она в дороге превратится в день, В почти что день. Веленьем белой ночи Деревья наши потеряют тень. И все так странно, временно, непрочно… Она ясна мне, северная ночь, Она безукоризненно прозрачна. Она могла бы и тебе помочь, Тогда б у вас не красили иначе. На вашей долготе и широте Она темна и вовсе не бессонна. Она чужда моей ночной мечте Другого цвета и другого тона. вернутьсяСтихотворение написано в 1950 году. Входит в мои допотопные, до-тетрадные записи вместе с «Картографом», «Стлаником», «Боярыней Морозовой», «Стрельцами». Попытка указать на какие-то необходимые для меня исторические и поэтические аналогии. Описывает истинное происшествие биографии Данте. вернутьсяНаписано в 1952 году в Барагоне, близ Оймяконского аэропорта и почтового отделения Том-тор Об этом времени мной написано еще одно большое стихотворение «Почта Том гора» — «парное» стихотворение к «Сотому разу». |
