* * * Скрой волнения секреты Способом испытанным. День, закутанный в газету, Брошен недочитанным. Будто сорвана на небе Нежность васильковая. Отгибает тонкий стебель Тяжесть мотыльковая. Озарит лесную темень Соснами багровыми Замечтавшееся время Испокон вековое. * * *
Смех в усах знакомой ели, Снег, налипший на усах, — След бежавшей здесь метели, Заблудившейся в лесах. И царапины на теле Здесь оставила пила, Что на ели еле-еле Походила и ушла. Эти ссадины и раны, Нанесенные пилой, Наши ели-ветераны Бальзамируют смолой. * * * К нам из окна еще доносится, Как испытание таланта, Глухих времен разноголосица, Переложенье для диктанта. Но нам записывать не велено, И мы из кубиков хотели Сложить здесь песню колыбельную Простую песенку метели. И над рассыпанною азбукой Неграмотными дикарями Мы ждем чудес, что нам показывать Придут идущие за нами… * * * Шатает ветер райский сад, И ветви — как трещотки, Смолкают крики бесенят, Торчащих у решетки. И ты глядишь в мое лицо, Не замечая рая, Холодным золотым кольцом Насмешливо играя… * * * Здесь выбирают мертвецов Из знаменитых мудрецов. Здесь жалость вовсе не с руки — Жалеют только дураки. Здесь добрым назовется тот, В котлы смолу кто храбро льет. Не забывай, что в Дантов ад Вошел не только Герострат Нет — Авиценна и Платон Дают здесь философский гон… * * * Пророчица или кликуша, Посеяв рознь, посеяв грусть, Ты нам рвала на части душу Каким-то бредом наизусть. У губ твоих вздувалась пена, Как пузыри, как кружева, И вырывались в мир из плена Твои жестокие слова. Но не сломив судьбы опальной И встав у времени в тени, Все отдаленней, все печальней, Все глуше слышались они… * * * Твои речи — как олово — Матерьял для припоя, Когда сблизятся головы Над пропавшей тропою, Когда следу звериному Доверяться не надо, Когда горю старинному Нет конца и преграды. Твои речи — как требники — Среди зла и бесчинства, «Миротворец враждебников И строитель единства». * * * Вот две — две капли дождевые, Добравшиеся до земли, Как существа вполне живые Раскатываются в пыли. И ветер прямо с поднебесья Бросает ключ от сундука, Где спрятаны все звуки леса, Ночная летняя тоска. Сундук открыт — и вся природа, Сорвав молчания печать, Ревет о том, что нет исхода, И листья пробуют кричать. Осины, вырванные с мясом, Ольхи пугливый голосок, И сосны, стонущие басом, Клонящиеся на песок… Но буре мало даже шквала, Она хватается за скалы — Хрустит и крошится гранит. И в ветре слышен звук металла, Когда он с камнем говорит… * * * Пусть я, взрослея и старея В моей стосуточной ночи, Не мог остола от хорея, Как ни старался, отличить. Но иногда оленьи нарты Сойти, мне кажется, могли За ученические парты, За парты на краю земли, Где я высокую науку Законов жалости постиг, Где перелистывали руки Страницы черных, странных книг. Людское горе в обнаженье, Без погремушек и прикрас, Последнее преображенье, Однообразнейший рассказ. Он задан мне таким и на дом. Я повторяю, я учу. Когда-нибудь мы сядем рядом — Я все тебе перешепчу. |
