Сентябрь 1906 Сын и мать Сын осеняется крестом. Сын покидает отчий дом. В песнях матери оставленной Золотая радость есть: Только б он пришел прославленный, Только б радость перенесть! Вот, в доспехе ослепительном, Слышно, ходит сын во мгле. Дух свой предал небожителям, Сердце – матери-земле. Петухи поют к заутрене, Ночь испуганно бежит. Хриплый рог туманов утренних За спиной ее трубит. Поднялись над луговинами Кудри спутанные мхов, Метят взорами совиными В стаю легких облаков... Вот он, сын мой, в светлом облаке, В шлеме утренней зари! Сыплет он стрелами колкими В чернолесья, в пустыри!.. Веет ветер очистительный От небесной синевы. Сын бросает меч губительный, Шлем снимает с головы. Точит грудь его пронзенная Кровь и горние хвалы: Здравствуй, даль, освобожденная От ночной туманной мглы! В сердце матери оставленной Золотая радость есть: Вот он, сын мой, окровавленный! Только б радость перенесть! Сын не забыл родную мать: Сын воротился умирать. 4 октября 1906 «Нет имени тебе, мой дальний…» Нет имени тебе, мой дальний. Вдали лежала мать, больна. Над ней склонялась всё печальней Ее сиделка – тишина. Но счастье было безначальней, Чем тишина. Была весна. Ты подходил к стеклянной двери И там стоял, в саду, маня Меня, задумчивую Мэри, Голубоокую меня. Я проходила тихой залой Сквозь дрему, шелесты и сны... И на балконе тень дрожала Ее сиделки – тишины... Мгновенье – в зеркале старинном Я видела себя, себя... И шелестила платьем длинным По ступеням – встречать тебя. И жали руку эти руки... И трепетала в них она... Но издали летели звуки: Там... задыхалась тишина. И миг еще – в оконной раме Я видела – уходишь ты... И в окна к бедной, бедной маме С балкона кланялись цветы... К ней прилегла в опочивальне Ее сиделка – тишина... Я здесь, в моей девичьей спальне, И рук не разомкнуть... одна... Нет имени тебе, весна. Нет имени тебе, мой дальний. Октябрь 1906
«К вечеру вышло тихое солнце…» К вечеру вышло тихое солнце, И ветер понес дымки из труб. Хорошо прислониться к дверному косяку После ночной попойки моей. Многое миновалось И много будет еще, Но никогда не перестанет радоваться сердце Тихою радостью О том, что вы придете, Сядете на этом старом диване И скажете простые слова При тихом вечернем солнце, После моей ночной попойки. Я люблю ваше тонкое имя, Ваши руки и плечи И черный платок. Октябрь 1906 (Февраль 1907) «Ночь. Город угомонился…» Ночь. Город угомонился. За большим окном Тихо и торжественно, Как будто человек умирает. Но там стоит просто грустный, Расстроенный неудачей, С открытым воротом, И смотрит на звезды. «Звезды, звезды, Расскажите причину грусти!» «Звезды, звезды, Откуда такая тоска?» И звезды рассказывают. Всё рассказывают звезды. Октябрь 1906 (Февраль 1907) «Я в четырех стенах – убитый…» Я в четырех стенах – убитый Земной заботой и нуждой. А в небе – золотом расшитый Наряд бледнеет голубой. Как сладко, и светло, и больно, Мой голубой, далекий брат! Душа в слезах, – она довольна И благодарна за наряд. Она – такой же голубою Могла бы стать, как в небе – ты Не удрученный тяготою Дух глубины и высоты. Но и в стенах – моя отрада Лазурию твоей гореть, И думать, что близка награда, Что суждено мне умереть... И в бледном небе – тихим дымом Голубоватый дух певца Смешается с тобой, родимым, На лоне Строгого Отца. Октябрь 1906 Угар Заплетаем, расплетаем Нити дьявольской Судьбы, Звуки ангельской трубы. Будем счастьем, будем раем, Только знайте: вы – рабы. Мы ребенку кудри чешем, Песни длинные поем, Поиграем и потешим — Будет маленьким царем, Царь повырастет потом... Вот ребенок засыпает На груди твоей, сестра... Слышишь, он во сне вздыхает, — Видит красный свет костра: На костер идти пора! Положи венок багряный Из удушливых углей В завитки его кудрей: Пусть он грезит в час румяный, Что на нем – венец царей... Пойте стройную стихиру: Царь отходит почивать! Песня носится по миру — Будут ангелы вздыхать, Над костром, кружа, рыдать. Тихо в сонной колыбели Успокоился царек. Девы-сестры улетели — Сизый стелется дымок, Рдеет красный уголек. |
