29 октября 1905 Перстень-страданье Шел я по улице, горем убитый. Юность моя, как печальная ночь, Бледным лучом упадала на плиты, Гасла, плелась и шарахалась прочь. Горькие думы – лохмотья печалей — Нагло просили на чай, на ночлег, И пропадали средь уличных далей, За вереницей зловонных телег. Господи боже! Уж утро клубится, Где, да и как этот день проживу?.. Узкие окна. За ними – девица. Тонкие пальцы легли на канву. Локоны пали на нежные ткани — Верно, работала ночь напролет... Щеки бледны от бессонных мечтаний, И замирающий голос поет: «Что я сумела, когда полюбила? Бросила мать и ушла от отца... Вот я с тобою, мой милый, мой милый. Перстень-Страданье нам свяжет сердца. Что я могу? Своей алой кровью Нежность мою для тебя украшать... Верностью женской, вечной любовью Перстень-Страданье тебе сковать». 30 октября 1905 (1915) «Прискакала дикой степью…» Прискакала дикой степью На вспененном скакуне. «Долго ль будешь лязгать цепью? Выходи плясать ко мне!» Рукавом в окно мне машет, Красным криком зажжена, Так и манит, так и пляшет, И ласкает скакуна. «А, не хочешь! Ну, так с богом!» Пыль клубами завилась... По тропам и по дорогам В чистом поле понеслась... Не меня ты любишь. Млада, Дикой вольности сестра! Любишь краденые клады, Полуночный свист костра! И в степях, среди тумана, Ты страшна своей красой — Разметавшейся у стана Рыжей спутанной косой. 31 октября 1905 Бред Я знаю, ты близкая мне... Больному так нужен покой... Прильнувши к седой старине, Торжественно брежу во сне... С тобою, мой свет, говорю... Пьяни, весели меня, боль! — Ты мне обещаешь зарю? Нет, с этой свечой догорю! Так слушай, как память остра, — Недаром я в смертном бреду... Вчера еще были, вчера Заветные лес и гора... Я Белую Деву искал — Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь? Я Древнюю Деву искал, И рог мой раскатом звучал. Вот иней мне кудри покрыл, Дыханье спирала зима... И ветер мне очи слепил, И рог мой неверно трубил... Но слушай, как слушал тогда Я голос пронзительных вьюг! Что было со мной в те года, — Тому не бывать никогда!.. Я твердой стопою всхожу — О, слушай предсмертный завет!.. В последний тебе расскажу: Я Белую Деву бужу! Вот спит Она в облаке мглы На темной вершине скалы, И звонко взывают орлы, Свои расточая хвалы... Как странен мой траурный бред! То – бред обнищалой души... Ты – свет мой, единственный свет Другой – в этом трауре нет. Уютны мне черные сны. В них память свежеет моя: В виденьях седой старины, Бывалой, знакомой страны... Мы были, – но мы отошли, И помню я звук похорон: Как гроб мой тяжелый несли, Как сыпались комья земли. 4 ноября 1905 (1915) Сытые Они давно меня томили; В разгаре девственной мечты Они скучали, и не жили, И мяли белые цветы. И вот – в столовых и гостиных, Над грудой рюмок, дам, старух, Над скукой их обедов чинных — Свет электрический потух. К чему-то вносят, ставят свечи, На лицах – желтые круги, Шипят пергаментные речи, С трудом шевелятся мозги. Так – негодует всё, что сыто, Тоскует сытость важных чрев: Ведь опрокинуто корыто, Встревожен их прогнивший хлев! Теперь им выпал скудный жребий: Их дом стоит неосвещен, И жгут им слух мольбы о хлебе И красный смех чужих знамен! Пусть доживут свой век привычно Нам жаль их сытость разрушать. Лишь чистым детям – неприлично Их старой скуке подражать. 10 ноября 1905 «Свободны дали. Небо открыто…» Свободны дали. Небо открыто. Смотрите на нас, планеты, Как наше веселое знамя развито, Вкруг каждого лика – круг из света. Нам должно точить такие косы, Такие плуги, Чтоб уронить все слезные росы, Чтоб с кровью вскрыть земляные глуби Друзья! Над нами лето, взгляните — Безоблачен день, беззакатно светел. И солнце стоит высоко – в зените, И утро пропел давно уже петел. Мы все, как дети, слепнем от света, И сердце встало в избытке счастья. О, нет, не темница наша планета: Она, как солнце, горит от страсти! И Дева-Свобода в дали несказанной Открылась всем – не одним пророкам' Так все мы – равные дети вселенной, Любовники Счастья... |
