6 сентября 1902 «Безрадостные всходят семена…» Безрадостные всходят семена. Холодный ветер бьется в голых прутьях. В моей душе открылись письмена. Я их таю – в селеньях, на распутьях... И крадусь я, как тень, у лунных стен. Меняются, темнеют, глохнут стены. Мне сладостно от всяких перемен, Мне каждый день рождает перемены. О, как я жив, как бьет ключами кровь! Я здесь родной с подземными ключами! Мгновенья тайн! Ты, вечная любовь! Я понял вас! Я с вами! Я за вами! Растет, растет великая стена. Холодный ветер бьется в голых прутьях.. Я вас открыл, святые письмена. Я вас храню с улыбкой на распутьях. 6 сентября 1902 (1910)
«Давно хожу я под окнами…» Давно хожу я под окнами, Но видел ее лишь раз. Я в небе слежу за волокнами И думаю: день погас. Давно я думу печальную Всю отдал за милый сон. Но песню шепчу прощальную И думаю: где же он? Она окно занавесила — Не смотрит ли милый глаз? Но сердцу, сердцу не весело: Я видел ее лишь раз. Погасло небо осеннее И розовый небосклон. А я считаю мгновения И думаю: где же сон? 7 сентября 1902 «Смолкали и говор, и шутки…» Смолкали и говор, и шутки, Входили, главы обнажив. Был воздух туманный и жуткий, В углу раздавался призыв... — Призыв к неизвестной надежде, За ним – тишина, тишина... Там женщина в черной одежде Читала, крестясь, письмена. А люди, не зная святыни, Искали на бледном лице Тоски об утраченном сыне, Печали о раннем конце... Она же, собравшись в дорогу, Узнала, что жив ее сын, Что где-то он тянется к богу, Что где-то он плачет один... И только последняя тягость Осталась – сойти в его тьму, Поведать великую радость, Чтоб стало полегче ему... 11 сентября 1902 (24 мая 1918) «В городе колокол бился…» В городе колокол бился, Поздние славя мечты. Я отошел и молился Там, где провиделась Ты. Слушая зов иноверца, Поздними днями дыша, Билось по-прежнему сердце, Не изменялась душа. Всё отошло, изменило, Шепчет про душу мою... Ты лишь Одна сохранила Древнюю Тайну Свою. 15 сентября 1902 (1907) «Я просыпался и всходил…» Я просыпался и всходил К окну на темные ступени. Морозный месяц серебрил Мои затихнувшие сени. Давно уж не было вестей, Но город приносил мне звуки, И каждый день я ждал гостей И слушал шорохи и стуки. И в полночь вздрагивал не раз И, пробуждаемый шагами, Всходил к окну – и видел газ, Мерцавший в улицах цепями. Сегодня жду моих гостей И дрогну, и сжимаю руки. Давно мне не было вестей, Но были шорохи и стуки. 18 сентября 1902 «Как старинной легенды слова…» Как старинной легенды слова, Твоя тяжкая прелесть чиста. Побелела, поблекла трава — Всё жива еще сила листа. Как трава, изменяя цвета, Затаилась – а всё не мертва, Так – сегодня и завтра не та — Ты меняешь убор – и жива. Но иная проснется весна, Напряжется иная струна, — И уйдешь Ты, умрешь, как трава, Как старинной легенды слова. 22 сентября 1902 (Декабрь 1915) «Мы – чернецы, бредущие во мгле…» Мы – чернецы, бредущие во мгле, Куда ведет нас факел знанья И старый жрец с морщиной на челе, Изобличающей страданья. Молчим, точа незнаемый гранит, Кругом – лишь каменные звуки. Он свысока рассеянно глядит И направляет наши руки. Мы дрогнем. Прозвенит, упав, кирка — Взглянуть в глаза не всякий смеет... Лишь старый жрец – улыбкой свысока На нас блеснет – и страх рассеет. 24 сентября 1902 (Апрель 1918) Экклесиаст Благословляя свет и тень И веселясь игрою лирной, Смотри туда – в хаос безмирный, Куда склоняется твой день. Цела серебряная цепь, Твои наполнены кувшины, Миндаль цветет на дне долины, И влажным зноем дышит степь. Идешь ты к дому на горах, Полдневным солнцем залитая; Идешь – повязка золотая В смолистых тонет волосах. Зачахли каперса цветы, И вот – кузнечик тяжелеет, И на дороге ужас веет, И помрачились высоты. Молоть устали жернова. Бегут испуганные стражи, И всех объемлет призрак вражий, И долу гнутся дерева. Всё диким страхом смятено. Столпились в кучу люди, звери. И тщетно замыкают двери Досель смотревшие в окно. |
