Июль 1905 У моря Стоит полукруг зари. Скоро солнце совсем уйдет. – Смотри, папа, смотри, Какой к нам корабль плывет! – Ах, дочка, лучше бы нам Уйти от берега прочь... Смотри; он несет по волнам Нам светлым – темную ночь... – Нет, папа, взгляни разок, Какой на нем пестрый флаг! Ах, как его голос высок! Ах, как освещен маяк! – Дочка, то сирена поет. Берегись, пойдем-ка домой... Смотри: уж туман ползет: Корабль стал совсем голубой... Но дочка плачет навзрыд, Глубь морская ее манит, И хочет пуститься вплавь, Чтобы сон обратился в явь. Июль 1905 Балаганчик Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей, Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей. И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный черт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок. Мальчик Он спасется от черного гнева Мановением белой руки. Посмотри: огоньки Приближаются слева... Видишь факелы? видишь дымки? Это, верно, сама королева... Девочка Ах, нет, зачем ты дразнишь меня? Это – адская свита... Королева – та ходит средь белого дня, Вся гирляндами роз перевита, И шлейф ее носит, мечами звеня, Вздыхающих рыцарей свита. Вдруг паяц перегнулся за рампу И кричит: «Помогите! Истекаю я клюквенным соком! Забинтован тряпицей! На голове моей – картонный шлем! А в руке – деревянный меч!» Заплакали девочка и мальчик, И закрылся веселый балаганчик Июль 1905 Поэт Сидят у окошка с папой. Над берегом вьются галки. – Дождик, дождик! Скорей закапай! У меня есть зонтик на палке! – Там весна. А ты – зимняя пленница, Бедная девочка в розовом капоре... Видишь, море за окнами пенится? Полетим с тобой, девочка, за море. – Это значит: вон идет глупый поэт: Он вечно о чем-то плачет. – О чем? – О розовом капоре. – Есть. Только ему нипочем: Ему хочется за море, Где живет Прекрасная Дама. – А эта Дама – добрая? – Да. – Так зачем же она не приходит? – Она не придет никогда: Она не ездит на пароходе. Подошла ночка, Кончился разговор папы с дочкой. Июль 1905 Моей матери Тихо. И будет всё тише. Флаг бесполезный опущен. Только флюгарка на крыше Сладко поет о грядущем. Ветром в полнебе раскинут, Дымом и солнцем взволнован, Бедный петух очарован, В синюю глубь опрокинут. В круге окна слухового Лик мой, как нимбом, украшен. Профиль лица воскового Правилен, прост и нестрашен. Смолы пахучие жарки, Дали извечно туманны... Сладки мне песни флюгарки: Пой, петушок оловянный! Июль 1905 «Старость мертвая бродит вокруг…» Старость мертвая бродит вокруг, В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг — Я пилю слуховое окошко. Чую дали – и капли смолы Проступают в сосновые жилки. Прорываются визги пилы, И летят золотые опилки. Вот последний свистящий раскол — И дощечка летит в неизвестность... В остром запахе тающих смол Подо мной распахнулась окрестность.. Всё закатное небо – в дреме, Удлиняются дольние тени, И на розовой гаснет корме Уплывающий кормщик весенний... Вот – мы с ним уплываем во тьму, И корабль исчезает летучий... Вот и кормщик – звездою падучей — До свиданья!... летит за корму... Июль 1905 «В туманах, над сверканьем рос…» В туманах, над сверканьем рос, Безжалостный, святой и мудрый, Я в старом парке дедов рос, И солнце золотило кудри. Не погасал лесной пожар, Но, гарью солнечной влекомый, Стрелой бросался я в угар, Целуя воздух незнакомый. И проходили сонмы лиц, Всегда чужих и вечно взрослых, Но я любил взлетанье птиц, И лодку, и на лодке весла. Я уплывал один в затон Бездонной заводи и мутной, Где утлый остров окружен Стеною ельника уютной. И там в развесистую ель Я доску клал и с нею реял, И таяла моя качель, И сонный ветер тихо веял. И было как на Рождестве, Когда игра давалась даром, А жизнь всходила синим паром К сусально-звездной синеве. |
