Март 1909 «Ты в комнате один сидишь…» Ты в комнате один сидишь. Ты слышишь? Я знаю: ты теперь не спишь... Ты дышишь и не дышишь. Зачем за дверью свет погас? Не бойся! Я твой давно забытый час, Стучусь – откройся. Я знаю, ты теперь в бреду, Мятежный! Я всё равно к тебе войду, Старинный друг и нежный... Не бойся вспоминать меня: Ты был так молод... Ты сел на белого коня, И щеки жег осенний холод! Ты полетел туда, туда — В янтарь закатный! Немудрый, знал ли ты тогда Свой нищий путь возвратный? Теперь ты мудр: не прекословь — Что толку в споре? Ты помнишь первую любовь И зори, зори, зори? Зачем склонился ты лицом Так низко? Утешься: ветер за окном — То трубы смерти близкой! Открой, ответь на мой вопрос: Твой день был ярок? Я саван царственный принес Тебе в подарок! Март 1909 Итальянские стихи Sic finit occulte sic multos decipit aetas Sic venit ad finem quidquid in orbe manet Heu heu praeteritum non est revocabile tempus Heu propius tacito mors venit ipsa pede.[16] Надпись под часами в церкви Santa Maria Novella (Флоренция) Равенна Всё, что минутно, всё, что бренно, Похоронила ты в веках. Ты, как младенец, спишь, Равенна, У сонной вечности в руках. Рабы сквозь римские ворота Уже не ввозят мозаик. И догорает позолота В стенах прохладных базилик. От медленных лобзаний влаги Нежнее грубый свод гробниц, Где зеленеют саркофаги Святых монахов и цариц. Безмолвны гробовые залы, Тенист и хладен их порог, Чтоб черный взор блаженной Галлы, Проснувшись, камня не прожег. Военной брани и обиды Забыт и стерт кровавый след, Чтобы воскресший глас Плакиды Не пел страстей протекших лет. Далёко отступило море, И розы оцепили вал, Чтоб спящий в гробе Теодорих О буре жизни не мечтал. А виноградные пустыни, Дома и люди – всё гроба. Лишь медь торжественной латыни Поет на плитах, как труба. Лишь в пристальном и тихом взоре Равеннских девушек, порой, Печаль о невозвратном море Проходит робкой чередой. Лишь по ночам, склонясь к долинам, Ведя векам грядущим счет, Тень Данта с профилем орлиным О Новой Жизни мне поет. Май – июнь 1909 * * * Почиет в мире Теодорих, И Дант не встанет с ложа сна. Где прежде бушевало море, Там – виноград и тишина. В ласкающем и тихом взоре Равеннских девушек – весна. Здесь голос страсти невозможен, Ответа нет моей мольбе! О, как я пред тобой ничтожен! Завидую твоей судьбе, О, Галла! – страстию к тебе Всегда взволнован и встревожен! Июнь 1909 (27 февраля 1914) Девушка из Spoleto Строен твой стан, как церковные свечи. Взор твой – мечами пронзающий взор. Дева, не жду ослепительной встречи — Дай, как монаху, взойти на костер! Счастья не требую. Ласки не надо. Лаской ли грубой тебя оскорблю? Лишь, как художник, смотрю за ограду Где ты срываешь цветы, – и люблю! Мимо, всё мимо – ты ветром гонима — Солнцем палима – Мария! Позволь Взору – прозреть над тобой херувима, Сердцу – изведать сладчайшую боль! Тихо я в темные кудри вплетаю Тайных стихов драгоценный алмаз. Жадно влюбленное сердце бросаю В темный источник сияющих глаз. 3 июня 1909 Венеция 1 С ней уходил я в море, С ней покидал я берег, С нею я был далёко, С нею забыл я близких... О, красный парус В зеленой дали! Черный стеклярус На темной шали! Идет от сумрачной обедни, Нет в сердце крови... Христос, уставший крест нести. Адриатической любови — Моей последней — Прости, прости! 9 мая 1909 (16 января 1914) 2 «Холодный ветер от лагуны...» Холодный ветер от лагуны. Гондол безмолвные гроба. Я в эту ночь – больной и юный — Простерт у львиного столба. На башне, с песнию чугунной, Гиганты бьют полночный час. Марк утопил в лагуне лунной Узорный свой иконостас. В тени дворцовой галлереи, Чуть озаренная луной, Таясь, проходит Саломея С моей кровавой головой. Всё спит – дворцы, каналы, люди, Лишь призрака скользящий шаг, Лишь голова на черном блюде Глядит с тоской в окрестный мрак. вернутьсяТак незаметно многих уничтожают годы, Так приходит к концу всё сущее в мире; Увы, увы, невозвратимо минувшее время, Увы, торопится смерть неслышным шагом. (Лат.) |
