18 апреля 1903 «У берега зеленого на малой могиле…» У берега зеленого на малой могиле В праздник Благовещенья пели псалом. Белые священники с улыбкой хоронили Маленькую девочку в платье голубом. Все они – помощью Вышнего Веления — В крове бога Небесного Отца расцвели И тихонько возносили к небу курения, Будто не с кадильницы, а с зеленой земли 24 апреля 1903 «Я был весь в пестрых лоскутьях…» Я был весь в пестрых лоскутьях, Белый, красный, в безобразной маске. Хохотал и кривлялся на распутьях, И рассказывал шуточные сказки. Развертывал длинные сказанья Бессвязно, и долго, и звонко — О стариках, и о странах без названья, И о девушке с глазами ребенка. Кто-то долго, бессмысленно смеялся, И кому-то становилось больно. И когда я внезапно сбивался, Из толпы кричали: «Довольно!» Апрель 1903 «По городу бегал черный человек…» По городу бегал черный человек. Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу. Медленный, белый подходил рассвет, Вместе с человеком взбирался на лестницу. Там, где были тихие, мягкие тени — Желтые полоски вечерних фонарей, — Утренние сумерки легли на ступени, Забрались в занавески, в щели дверей. Ах, какой бледный город на заре! Черный человечек плачет на дворе. Апрель 1903 «Мой остров чудесный…» Мой остров чудесный Средь моря лежит. Там, в чаще древесной, Повесил я щит. Пропал я в морях На неясной черте. Но остался мой страх И слова на щите. Когда моя месть Распевает в бою, Можешь, Дева, прочесть Про душу мою. Можешь Ты увидать, Что Тебя лишь страшусь И, на черную рать Нападая, молюсь! Апрель 1903 «Просыпаюсь я – и в поле туманно…» Просыпаюсь я – и в поле туманно, Но с моей вышки – на солнце укажу. И пробуждение мое безжеланно, Как девушка, которой я служу. Когда я в сумерки проходил по дороге, Заприметился в окошке красный огонек. Розовая девушка встала на пороге И сказала мне, что я красив и высок. В этом вся моя сказка, добрые люди. Мне больше не надо от вас ничего: Я никогда не мечтал о чуде — И вы успокойтесь – и забудьте про него 2 мая 1903
«Моя сказка никем не разгадана…» Моя сказка никем не разгадана, И тому, кто приблизится к ней, Станет душно от синего ладана, От узорных лампадных теней. Безответное чуждым не скажется, Я открою рекущим: аминь. Только избранным пояс развяжется, Окружающий чресла богинь. Я открою ушедшим в познание, Опаленным в горниле огня, Кто придет на ночное Свидание На исходе четвертого дня. 8 мая 1903 (1910) «На Вас было черное закрытое платье…» На Вас было черное закрытое платье. Вы никогда не поднимали глаз. Только на груди, может быть, над распятьем, Вздыхал иногда и шевелился газ. У Вас был голос серебристо-утомленный. Ваша речь была таинственно проста. Кто-то Сильный и Знающий, может быть, Влюбленный В Свое Создание, замкнул Вам уста. Кто был Он – не знаю – никогда не узнаю, Но к Нему моя ревность, и страх мой к Нему Ревную к Божеству, Кому песни слагаю, Но песни слагаю – я не знаю. Кому. 5 мая 1903 (1907?) «Я умер. Я пал от раны…» Я умер. Я пал от раны. И друзья накрыли щитом. Может-быть, пройдут караваны. И вожатый растопчет конем. Так лежу три дня без движенья. И взываю к песку: «Задуши!..» Но тело хранит от истленья Красноватый уголь души. На четвертый день я восстану, Подыму раскаленный щит, Растравлю песком свою рану И приду к Отшельнице в скит. Из груди, сожженной песками, Из плаща, в пыли и крови, Негодуя, вырвется пламя Безначальной, живой любви. 19 мая 1903 «Если только она подойдет…» Если только она подойдет — Буду ждать, буду ждать... Голубой, голубой небосвод... Голубая спокойная гладь. Кто прикликал моих лебедей? Кто над озером бродит, смеясь? Неужели средь этих людей Незаметно Заря занялась? Всё равно – буду ждать, буду ждать. Я один, я в толпе, я – как все... Окунусь в безмятежную гладь — И всплыву в лебединой красе. |
