23 ноября 1903 Фабрика В соседнем доме окна жолты. По вечерам – по вечерам Скрипят задумчивые болты, Подходят люди к воротам. И глухо заперты ворота, А на стене – а на стене Недвижный кто-то, черный кто-то Людей считает в тишине. Я слышу всё с моей вершины: Он медным голосом зовет Согнуть измученные спины Внизу собравшийся народ. Они войдут и разбредутся, Навалят на спины кули. И в жолтых окнах засмеются, Что этих нищих провели. 24 ноября 1903 Заключение спора Ты кормчий – сам, учитель – сам. Твой путь суров. Что толку в этом? А я служу Ее зарям, Моим звездящимся обетам. Я изменений сон люблю, Открытый ветру в час блужданий. Изменник сам – не истреблю Моих' задумчивых гаданий. Ты также грезишь над рулем, Но ветх твой челн, старо кормило, А мы в урочный час придем — И упадет твое ветрило. Скажи, когда в лазури вдруг Заплещут ангелы крылами, Кто первый выпустит из рук Свое трепещущее знамя? 2 декабря 1903 (1910) «Что с тобой – не знаю и не скрою…» Что с тобой – не знаю и не скрою — Ты больна прозрачной белизной. Милый друг, узнаешь, что с тобою, Ты узнаешь будущей весной. Ты поймешь, когда, в подушках лежа, Ты не сможешь запрокинуть рук. И тогда сойдет к тебе на ложе Непрерывный, заунывный звук. Тень лампадки вздрогнет и встревожит Кто-то, отделившись от стены, Подойдет – и медленно положит Нежный саван снежной белизны. 5 декабря 1903 (1915) «Мы шли на Лидо в час рассвета…» Мы шли на Лидо в час рассвета Под сетью тонкого дождя. Ты отошла, не дав ответа, А я уснул, к волнам сойдя. Я чутко спал, раскинув руки, И слышал мерный плеск волны. Манили страстной дрожью звуки, В колдунью-птицу влюблены. И чайка – птица, чайка – дева Всё опускалась и плыла В волнах влюбленного напева, Которым ты во мне жила. 11 декабря 1903 (1910) «Мне гадалка с морщинистым ликом…» Мне гадалка с морщинистым ликом Ворожила под темным крыльцом. Очарованный уличным криком, Я бежал за мелькнувшим лицом. Я бежал и угадывал лица, На углах останавливал бег. Предо мною ползла вереница Нагруженных, скрипящих телег. Проползала змеей меж домами — Я не мог площадей перейти... А оттуда взывало: «За нами!» Раздавалось: «Безумный! Прости!» Там – бессмертною волей томима, Может быть, призывала Сама... Я бежал переулками мимо — И меня поглотили дома. 13 декабря 1903 (Лето 1904)
«Плачет ребенок. Под лунным серпом…» Плачет ребенок. Под лунным серпом Тащится по полю путник горбатый. В роще хохочет над круглым горбом Кто-то косматый, кривой и рогатый В поле дорога бледна от луны. Бледные девушки прячутся в травы. Руки, как травы, бледны и нежны. Ветер колышет их влево и вправо Шепчет и клонится злак голубой. Пляшет горбун под луною двурогой. Кто-то зовет серебристой трубой. Кто-то бежит озаренной дорогой. Бледные девушки встали из трав. Подняли руки к познанью, к молчанью Ухом к земле неподвижно припав, Внемлет горбун ожиданью, дыханью. В роще косматый беззвучно дрожит Месяц упал в озаренные злаки. Плачет ребенок. И ветер молчит. Близко труба. И не видно во мраке 14 декабря 1903 «Среди гостей ходил я в черном фраке…» Среди гостей ходил я в черном фраке Я руки жал. Я, улыбаясь, знал: Пробьют часы. Мне будут делать знаки. Поймут, что я кого-то увидал... Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку. Ты скажешь: «Брось. Ты возбуждаешь смех». Но я пойму – по голосу, по звуку, Что ты меня боишься больше всех. Я закричу, беспомощный и бледный, Вокруг себя бесцельно оглянусь. Потом – очнусь у двери с ручкой медной. Увижу всех... и слабо улыбнусь. 18 декабря 1903 Из газет Встала в сияньи. Крестила детей. И дети увидели радостный сон. Положила, до полу клонясь головой, Последний земной поклон. Коля проснулся. Радостно вздохнул, Голубому сну еще рад наяву. Прокатился и замер стеклянный гул: Звенящая дверь хлопнула внизу. Прошли часы. Приходил человек С оловянной бляхой на теплой шапке. Стучал и дожидался у двери человек. Никто не открыл. Играли в прятки. Были веселые морозные Святки. Прятали мамин красный платок. В платке уходила она по утрам. Сегодня оставила дома платок: Дети прятали его по углам. Подкрались сумерки. Детские тени Запрыгали на стене при свете фонарей. Кто-то шел по лестнице, считая ступени. Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей. Дети прислушались. Отворили двери. Толстая соседка принесла им щей. Сказала: «Кушайте». Встала на колени И, кланяясь, как мама, крестила детей Мамочке не больно, розовые детки. Мамочка сама на рельсы легла. Доброму человеку, толстой соседке, Спасибо, спасибо. Мама не могла... Мамочке хорошо. Мама умерла. |
