27 декабря 1903 Статуя Лошадь влекли под уздцы на чугунный Мост. Под копытом чернела вода. Лошадь храпела, и воздух безлунный Храп сохранял на мосту навсегда. Песни воды и хрипящие звуки Тут же вблизи расплывались в хаос. Их раздирали незримые руки. В черной воде отраженье неслось. Мерный чугун отвечал однотонно. Разность отпала. И вечность спала. Черная ночь неподвижно, бездонно — Лопнувший в бездну ремень увлекла. Всё пребывало. Движенья, страданья — Не было. Лошадь храпела навек. И на узде в напряженьи молчанья Вечно застывший висел человек. 28 декабря 1903 «По берегу плелся больной человек…» По берегу плелся больной человек. С ним рядом ползла вереница телег В дымящийся город везли балаган, Красивых цыганок и пьяных цыган. И сыпали шутки, визжали с телег. И рядом тащился с кульком человек. Стонал и просил подвезти до села. Цыганочка смуглую руку дала. И он подбежал, ковыляя, как мог, И бросил в телегу тяжелый кулек. И сам надорвался, и пена у губ. Цыганка в телегу взяла его труп. С собой усадила в телегу рядком, И мертвый качался и падал ничком. И с песней свободы везла до села. И мертвого мужа жене отдала. 28 декабря 1903 «Протянуты поздние нити минут…» Протянуты поздние нити минут, Их все сосчитают и нам отдадут. «Мы знаем, мы знаем начертанный круг» — Ты так говорила, мой Ангел, мой Друг. Судьбой назвала и сказала: «Смотри, Вот только: от той до последней зари. Пусть ходит, тревожит, колеблет ночник, Твой бледный, твой серый, твой жалкий двойник Все нити в Одной Отдаленной Руке, Все воды в одном голубом роднике, И ты не поднимешь ни края завес, Скрывающих ужас последних небес». Я знаю, я помню, ты так мне велишь, Но ты и сама эти ночи не спишь, И вместе дрожим мы с тобой по ночам, И слушаем сказки, и верим часам... Мы знаем, мы знаем, подруга, поверь: Отворится поздняя, древняя дверь, И Ангел Высокий отворит гробы, И больше не будет соблазна судьбы. 28 декабря 1903 (1907?) «Я кую мой меч у порога…» Я кую мой меч у порога. Я опять бесконечно люблю. Предо мною вьется дорога. Кто пройдет – того я убью. Только ты не пройди, мой Глашатай. Ты вчера промелькнул на горе. Я боюсь не Тебя, а заката. Я – слепец на вечерней заре. Будь Ты ангел – Тебя не узнаю И смертельной сталью убью: Я сегодня наверное чаю Воскресения мертвых в раю. 28 декабря 1903 (1907) «Ветер хрипит на мосту меж столбами…» Ветер хрипит на мосту меж столбами, Черная нить под снегами гудёт. Чудо ползет под моими санями, Чудо мне сверху поет и поет... Всё мне, певучее, тяжко и трудно, Песни твои, и снега, и костры... Чудо, я сплю, я устал непробудно.. Чудо, ложись в снеговые бугры! 28 декабря 1903 «Отдых напрасен. Дорога крута…» Отдых напрасен. Дорога крута. Вечер прекрасен. Стучу в ворота. Дольнему стуку чужда и строга, Ты рассыпаешь кругом жемчуга. Терем высок, и заря замерла. Красная тайна у входа легла. Кто поджигал на заре терема, Что воздвигала Царевна Сама? Каждый конек на узорной резьбе Красное пламя бросает к Тебе. Купол стремится в лазурную высь Синие окна румянцем зажглись. Все колокольные звоны гудят. Залит весной беззакатный наряд. Ты ли меня на закатах ждала? Терем зажгла? Ворота отперла? 28 декабря 1903 (Июль 1904 ?) Стихотворения 1904 года «Жду я смерти близ денницы…» Жду я смерти близ денницы. Ты пришла издалека. Здесь исполни долг царицы В бледном свете ночника. Я готов. Мой саван плотен. Смертный венчик вкруг чела. На снегу моих полотен Ты лампадный свет зажгла. Опусти прозрачный полог Отходящего царя. На вершинах колких елок Занимается заря. Путь неровен. Ветви гибки. Ими путь мой устели. Царски-каменной улыбки Не нарушу на земли. Январь 1904 Последний день Ранним утром, когда люди ленились шевелиться, Серый сон предчувствуя последних дней зимы, Пробудились в комнате мужчина и блудница, Медленно очнулись среди угарной тьмы. Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи, Оплывший огарок маячил в оплывших глазах. За холодным окном дрожали женские плечи, Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах Но серое утро уже не обмануло: Сегодня была она, как смерть, бледна. Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло, В этой самой комнате была влюблена. Сегодня безобразно повисли складки рубашки, На всем был серый постылый налет. Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки, Всех ужасней в комнате был красный комод. И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки, Раскачнулась под ветром, осыпая снег. В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки, И внизу стал слышен торопливый бег. Люди суетливо выбегали за ворота (Улицу скрывал дощатый забор). Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то, Махали руками, чертя незнакомый узор. Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье. Там, на грязной улице, где люди собрались, Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья — На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь. Высоко – над домами – в тумане снежной бури, Нa месте полуденных туч и полунощных звезд, Розовым зигзагом в разверстой лазури Тонкая рука распластала тонкий крест. |
