Март 1902 «Ловлю дрожащие, хладеющие руки;…» Ловлю дрожащие, хладеющие руки; Бледнеют в сумраке знакомые черты!.. Моя ты, вся моя – до завтрашней разлуки, Мне всё равно – со мной до утра ты. Последние слова, изнемогая, Ты шепчешь без конца, в неизреченном сне. И тусклая свеча, бессильно догорая, Нас погружает в мрак, – и ты со мной, во мне... Прошли года, и ты – моя, я знаю, Ловлю блаженный миг, смотрю в твои черты, И жаркие слова невнятно повторяю... До завтра ты – моя... со мной до утра ты... Март 1902 «У окна не ветер бродит…» У окна не ветер бродит, Задувается свеча. Кто-то близкий тихо входит, Встал – и дышит у плеча. Обернусь и испугаюсь... И смотрю вперед – в окно: Вот, шатаясь, извиваясь, Потянулся на гумно... Не туман – красивый, белый, Непонятный, как во сне... Он – таинственное дело Нашептать пришел ко мне... Март 1902 «Ты, отчаянье жизни моей…» Ты, отчаянье жизни моей, Без цветов предо мной и без слез! В полусумраке дней и ночей Безответный и страшный вопрос! Ты, тревога рассветных минут, Непонятный, торжественный гул, Где невнятные звуки растут, Где Незримый Хранитель вздохнул! Вас лелея, зову я теперь: Укажите мне, скоро ль рассвет? Вот уж дрогнула темная дверь, Набежал исчезающий свет. 1 апреля 1902 (Февраль 1914) «Утомленный, я терял надежды…» Утомленный, я терял надежды, Подходила темная тоска. Забелели чистые одежды, Задрожала тихая рука. «Ты ли здесь? Долина потонула В безысходном, в непробудном сне. Ты сошла, коснулась и вздохнула, — День свободы завтра мне?» — «Я сошла, с тобой до утра буду, На рассвете твой покину сон, Без следа исчезну, всё забуду, — Ты проснешься, вновь освобожден». 1 апреля 1902 «Странных и новых ищу на страницах…» Странных и новых ищу на страницах Старых испытанных книг, Грежу о белых исчезнувших птицах, Чую оторванный миг. Жизнью шумящей нестройно взволнован, Шепотом, криком смущен, Белой мечтой неподвижно прикован К берегу поздних времен. Белая Ты, в глубинах несмутима, В жизни – строга и гневна. Тайно тревожна и тайно любима, Дева, Заря, Купина. Блекнут ланиты у дев златокудрых, Зори не вечны, как сны. Терны венчают смиренных и мудрых Белым огнем Купины. 4 апреля 1902
«Днем вершу я дела суеты…» Днем вершу я дела суеты, Зажигаю огни ввечеру. Безысходно туманная – ты Предо мной затеваешь игру. Я люблю эту ложь, этот блеск, Твой манящий девичий наряд, Вечный гомон и уличный треск, Фонарей убегающий ряд. Я люблю, и любуюсь, и жду Переливчатых красок и слов Подойду и опять отойду В глубины протекающих снов. Как ты лжива и как ты бела! Мне же по сердцу белая ложь.. Завершая дневные дела, Знаю – вечером снова придешь. 5 апреля 1902 «Люблю высокие соборы…» Люблю высокие соборы, Душой смиряясь, посещать, Входить на сумрачные хоры, В толпе поющих исчезать. Боюсь души моей двуликой И осторожно хороню Свой образ дьявольский и дикий В сию священную броню. В своей молитве суеверной Ищу защиты у Христа, Но из-под маски лицемерной Смеются лживые уста. И тихо, с неизменным ликом, В мерцаньи мертвенном свечей, Бужу я память о Двуликом В сердцах молящихся людей. Вот – содрогнулись, смолкли хоры, В смятеньи бросились бежать... Люблю высокие соборы, Душой смиряясь, посещать. 8 апреля 1902 «В сумерки девушку стройную…» В сумерки девушку стройную В рощу уводит луна. Смотрит на рощу спокойную, Бродит, тоскует она. Стройного юноши пение В сумерки слышно в лугах. В звуках – печаль и томление, Милая – в грустных словах. В сумерки белый поднимется, Рощу, луга окружит, Милая с милым обнимется, Песня в лугах замолчит. 10 апреля 1902 (Декабрь 1915) «Я знаю день моих проклятий…» Я знаю день моих проклятий, Бегу в мой довременный скит, Я вырываюсь из объятий, Но он – распутье сторожит. Его докучливые крики — То близко, то издалека — И страх, и стыд, и ужас дикий, И обнаженная тоска. И на распутьи – пленник жалкий Я спотыкаюсь, я кричу... Он манит белою русалкой, Он теплит издали свечу... И, весь измучен, в исступленьи, Я к миру возвращаюсь вновь — На безысходное мученье, На безысходную любовь. |
