3 июня 1903 Bad Nauheim «Когда я стал дряхлеть и стынуть…» Когда я стал дряхлеть и стынуть, Поэт, привыкший к сединам, Мне захотелось отодвинуть Конец, сужденный старикам. И я опять, больной и хилый, Ищу счастливую звезду. Какой-то образ, прежде милый, Мне снится в старческом бреду. Быть может, память изменила, Но я не верю в эту ложь, И ничего не пробудила Сия пленительная дрожь. Все эти россказни далече — Они пленяли с юных лет, Но старость мне согнула плечи, И мне смешно, что я поэт... Устал я верить жалким книгам Таких же розовых глупцов! Проклятье снам! Проклятье мигам Моих пророческих стихов! Наедине с самим собою Дряхлею, сохну, душит злость, И я морщинистой рукою С усильем поднимаю трость... Кому поверить? С кем мириться? Врачи, поэты и попы... Ах, если б мог я научиться Бессмертной пошлости толпы! 4 июня 1903 Bad Nauheim (1906?) «Неправда, неправда, я в бурю влюблен…» Неправда, неправда, я в бурю влюблен, Я люблю тебя, ветер, несущий листы, И в час мой последний, в час похорон, Я встану из гроба и буду, как ты! Я боюсь не тебя, о, дитя, ураган! Не тебя, мой старый ребенок, зима! Я боюсь неожиданно колющих ран... Так может изранить – лишь Она... лишь Сама Сама – и Душой непостижно кротка, И прекрасным Лицом несравненно бела. Но она убьет и тебя, старина, — И никто не узнает, что буря была... 10 июня 1903 Bad Nauheim «Скрипка стонет под горой…» Скрипка стонет под горой. В сонном парке вечер длинный, Вечер длинный – Лик Невинный, Образ девушки со мной. Скрипки стон неутомимый Напевает мне: «Живи...» Образ девушки любимой — Повесть ласковой любви. 10 июня 1903 Bad Nauheim «Очарованный вечер мой долог…» Очарованный вечер мой долог, И внимаю журчанью струи, Лег туманов белеющий полог На зелёные нивы Твои. Безотрадному сну я не верю, Погрузив мое сердце в покой... Скоро жизнь мою бурно измерю Пред неведомой встречей с Тобой... Чьи-то очи недвижно и длинно На меня сквозь деревья глядят. Всё, что в сердце, по-детски невинно И не требует страстных наград. Всё, что в сердце, смежило ресницы, Но, едва я заслышу: «Лети», — Полечу я с восторгами птицы, Оставляющей перья в пути... 11 июня 1903
Bad Nauheim (1908?) «Сердито волновались нивы…» Сердито волновались нивы. Собака выла. Ветер дул. Ее восторг самолюбивый Я в этот вечер обманул... Угрюмо шепчется болото. Взошла угрюмая луна. Там в поле бродит, плачет кто-то. Она! Наверное – она! Она смутила сон мой странный — Пусть приютит ее другой: Надутый, глупый и румяный Паяц в одежде голубой. 12 июня 1903 Bad Nauheim «Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…» Ей было пятнадцать лет. Но по стуку Сердца – невестой быть мне могла. Когда я, смеясь, предложил ей руку, Она засмеялась и ушла. Это было давно. С тех пор проходили Никому не известные годы и сроки. Мы редко встречались и мало говорили, Но молчанья были глубоки. И зимней ночью, верен сновиденью, Я вышел из людных и ярких зал, Где душные маски улыбались пенью, Где я ее глазами жадно провожал. И она вышла за мной, покорная, Сама не ведая, что будет через миг. И видела лишь ночь городская, черная, Как прошли и скрылись: невеста и жених И в день морозный, солнечный, красный — Мы встретились в храме – в глубокой тишине Мы поняли, что годы молчанья были ясны, И то, что свершилось, – свершилось в вышине. Этой повестью долгих, блаженных исканий Полна моя душная, песенная грудь. Из этих песен создал я зданье, А другие песни – спою когда-нибудь. 16 июня 1903 Bad Nauheim «Многое замолкло. Многие ушли…» Многое замолкло. Многие ушли. Много дум уснуло на краю земли. Но остались песни и остались дни. Истина осталась: мы с тобой – одни Всё, что миновалось, вот оно – смотри: Бледная улыбка утренней зари. Сердце всё открыто, как речная гладь, Если хочешь видеть, можешь увидать. Июнь 1903 Bad Nauheim «День был нежно-серый, серый, как тоска…» День был нежно-серый, серый, как тоска. Вечер стал матовый, как женская рука. В комнатах вечерних прятали сердца, Усталые от нежной тоски без конца. Пожимали руки, избегали встреч, Укрывали смехи белизною плеч. Длинный вырез платья, платье, как змея, В сумерках белее платья чешуя. Над скатертью в столовой наклонились ниц, Касаясь прическами пылающих лиц. Стуки сердца чаще, напряженней взгляд, В мыслях – он, глубокий, нежный, душный сад. И молча, как по знаку, двинулись вниз. На ступеньках шорох белых женских риз. Молча потонули в саду без следа. Небо тихо вспыхнуло заревом стыда. Может быть, скатилась красная звезда. |
