Так что итог у команды соперника — минус два ярких лица за раз. Теперь у них оставалось всего шесть человек. У меня — восемь, после первого тура, если можно так сказать, победа чистая.

Формально преимущество у нас было большое. Но я понимал, что всё ещё впереди, и цифры в этом деле ничего не значат. Особенно если учесть, что пришлось потерять Лёху.

Лёша Студент получил от меня иммунитет, но, увы… иммунитет не позволил сохранить здоровье. Заключение медиков звучало жёстко: «Без боёв полгода. Организм нужно восстанавливать». Сам Лёха выглядел нормально, улыбался, говорил, что всё под контролем. Но я видел — после того нокаута его тело ещё не пришло в норму. Реакции были заторможенные… И, как бы Студент ни держался, рисковать врачи не стали.

— Ты сделал своё дело, Лёш. И уверен, что когда шоу выйдет, лиги наперебой станут предлагать тебе контракт, — заверил я, прощаясь с пацаном и протягивая ему руку.

Студент сжал мою ладонь крепко, хотя в глазах всё равно застыло разочарование. И я его понимал — никому не хотелось вылетать в первом же туре.

Но в минусах надо всегда искать плюсы, а ещё лучше — сами минусы в плюсы превращать. Место Лёхи занял Шамиль, которому не пришлось долго ждать своего шанса.

— Поздравляю, брат, — поздравил я Шама, прекрасно зная, как важно для него было участие в реалити. — Выжми отсюда всё до жмыха, а потом собери жмых и его тоже выжми.

— Сделаем, Сань, — пообещал Шамиль.

Кстати, существовал и минус в том, что мы слишком быстро выбьем парней Феномена из шоу. Какой? Да такой, что рано или поздно нам придётся драться между собой. В полуфиналах, в финале — неважно где. Неприятно, но с другой стороны, тут нет сказок про вечную дружбу. Да и быть не может, потому что победителем остаётся один.

И я должен быть готов к тому, что мои пацаны завтра окажутся в ринге напротив меня.

Но время шло быстро. Второй и третий день боёв пролетели, словно я моргнул. Картинка состава снова сместилась. Из моей команды вылетело двое. Обидно, но не критично. А вот у Феномена всё сложилось ещё хуже: он потерял сразу троих.

Против моих шести пацанов команда соперника могла выставить только троих человек. Конечно, не формат «ты, да мы с тобой», но очень близко.

Формально перевес серьёзный. Но я слишком хорошо знал жизнь, чтобы радоваться цифрам. В девяностых я видел, как трое загоняли в угол десятерых и брали не силой, а духом. А здесь, на шоу, дух решал даже больше, чем удары.

И у кого этого самого духа оказывается больше, нам предстояло выяснить — впереди маячил четвертьфинал. А значит, мои не самые приятные мысли про бой двух сокомандников обещали стать реальностью. В одной из пар предстояло столкнуться друг с другом моим парням.

Но было и ещё одно «но». Прежде чем думать о четвертьфинале, предстояло пройти обязательный этап — медицинский допуск. Тут уже от меня мало что зависело. Всё могло упереться в один взгляд врача, в его ручку, выводящую на бумаге: «Годен» или «Не допущен».

Обо всём этом я думал, стоя возле зеркала в номере и рассматривая ущерб, который был получен мной в бою с Васей Штормом. Тело болело, лицо саднило.

Я склонился ближе к зеркалу и дотронулся пальцами до челюсти. Там была плотная гематома — синяя, с багровым оттенком. Лёд я прикладывал, но это помогало мало. Было бы преувеличением сказать, что бой с Васей Штормом прошёл для меня прогулкой. Нет, таким он точно не был.

Результаты этой «прогулки» теперь застыли в моём лице. Но гематома — пустяк, а вот сечка под бровью… беспокоила. Я знал, что стоит сопернику попасть туда, и кожа разойдётся так, что бой тут же прекратят. Шоу нужно зрелище, но не покалеченный участник в прямом эфире.

Я выдохнул, проводя пальцем по едва зажившей коже. Получалось, что теперь всё решает миллиметр. Один точный удар и… Хотя без «и». Этот один-единственный удар не надо пропускать, так что сделаю для этого всё возможное.

Настя стояла у шкафа, что-то искала в сумке.

— Плохо, — прошептала она. — Могут не допустить.

Я не ответил. Знал, что она права. В 2025-м всё решали правила и бумаги. В девяностых врач бы пожал плечами с примерно следующей формулировкой: «Живой? Значит, иди». Но… не знаю уж, хорошо или плохо, что сейчас другое время, но «бумажка» может закрыть мне дорогу на ринг.

Настя наконец вытащила из сумки маленький пузырёк зелёнки.

— Надо залить, — предложила она, открывая крышку. — Будет видно меньше… Что думаешь?

— Давай попробуем. Хуже уже не будет, — ответил я.

Через пару минут я уже стоял перед зеркалом, залитый зелёнкой так, что казался героем плохого анекдота.

— Мне кажется, так я только привлеку больше внимания.

Настя прищурилась, коснулась пальцами подбородка.

— Ну, если что, скажешь, что случайно пузырёк пролил… Зато не так видно, Саш, — заключила она.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату сунул голову Антон.

— Так, пора спускаться вниз, — сказал он, чуть запыхавшись, как будто бежал по лестнице. — Врач уже пришёл, начал проверку.

Я обернулся. Антон замер на пороге, уставился на меня, вытаращив глаза.

— О май гад, что с тобой?

Я развёл руками.

— Да вот… хотел сделать так, чтобы врачу не видно было сечку. Настя зелёнкой замазала.

Губы Антона растянулись в нервную ухмылку.

— Блин, честно? Мне кажется, вы только хуже сделали. Если бы раньше врач не посмотрел, то теперь точно обратит внимание, — хмыкнул он.

Я посмотрел на Настю. Девчонка прыснула со смеху. Я тоже не выдержал. Мы ведь буквально пару минут назад проговаривали одно и то же.

— Ну вот, мы в унисон мыслим, о том же подумали, — пояснил я, видя, что Антон напрягся.

— Ладно, пойдёмте, там очередь быстро двигается.

Мы спустились вниз. Организаторы решили не заморачиваться и «за отдельную плату» командировали прямо в особняк врача из местной больницы. Зачем морочиться? Проще привезти одного медика, чем дюжину бойцов таскать в больницу.

Никакого отдельного кабинета для осмотра не подготовили. Врач расположился прямо в зале, на кресле одного из ведущих. На соседнее кресло водрузил свой чемоданчик — металлический, с тёртыми углами. Внутри торчали бинты, флаконы, манжета для давления, фонарик. А главное — на коленях медика лежала папка документов, которыми выдавался допуск.

Бойцы подходили к врачу по очереди. Он проверял зрачки, давил на суставы, делал пометки в своих бланках.

Я пощупал под бровью тонкую корочку зелёнки. Посмотрим, заметит ли он то, что мы так старательно пытались скрыть.

Очередь двигалась быстро. Допуск всё-таки был по большей части формальной процедурой. Ну если при отсутствии травм. Как Шамы, который и подраться ещё не успел.

Он обернулся, смерил меня взглядом и расплылся в улыбке.

— Сань, тебя в краску уронили. Что с тобой?

Я пожал плечами, будто ничего особенного.

— Пузырёк неудачно открыл.

Он засмеялся, но спросить что-то ещё не успел — настала очередь Шамы подходить к врачу.

Естественно, держать долго Шамиля никто не стал. И следующим позвали меня. Врач был совсем молодой паренёк — гладко выбритый, в очках. По всей видимости, только «вчера» отучился. Но именно он решал, выйду ли я сегодня в ринг.

Я сел напротив, на стул. Врач внимательно на меня посмотрел:

— Жалобы? — спросил он.

— Отсутствуют.

— Пропускали тяжёлые удары за последние пару месяцев, были ли эпизоды с потерей сознания?

Он продолжил задавать вопросы, по большей части формальные, а я лишь отрицательно мотал головой.

Фонарик щёлкнул, и врач посвятил мне прямо в глаз. Сначала в правый, потом в левый. После манжета затянулась на предплечье, сдавила так, что я ощутил собственный пульс. Врач записал цифры в бланк.

— Так, ну давление у вас как у космонавта — 120 на 80.

Он снова уткнулся в бумаги. Ручка быстро чертила короткие линии, но вдруг остановилась. Взгляд врача поднялся, скользнул по моей брови и задержался. Там, где зелёнка скрывала сечку.