Мы миновали площадь, трактир госпожи Брас, памятник эльфийскому меценату древности, возле которого темный даже остановился. И спрашивается: с чего бы? Ну подумаешь, мраморный остроухий был немного не похож на своих сородичей, скорее уж смахивал на смещенного на днях бургомистра лэра Томонира: так же упитан, курнос и невысок. Да и о благих деяниях сего эльфа за древностью лет никто уже помнил. Даже потомки мецената были не в курсе. А вот хеллвильский глава не только знал, но и памятник изваял. Не сам, естественно. На то есть городская казна и скульпторы. И, конечно, совершенно случайно имя древнего благодетеля было уж очень созвучно с бургомистерским — Томонирэль Благодатный. И литеры «эль» почти осыпались тоже случайно, бывает же! Зато пояснение, что сей светлый муж — кладезь благодеяний, образец нравственности, поборник чести и святым до него далеко, ярко сияло золотом.

— О чем задумался? — поинтересовалась я у замершего перед монументом Эрриана.

— Пытаюсь понять, что здесь делает памятник Томонирэлю Кровавому?

— Кому? — удивилась я.

А потом выяснилось, что биография Томонирэля, записанная светлыми, совпадает с версией темных только датами рождения и смерти досточтимого эльфа. В том, что это не два разных Томонирэля, а один и тот же тип, я отчего-то не сомневалась. Со слов Эрриана выходило, что заносчивый остроухий жаждал власти и богатств, но, будучи третьим сыном в семье захудалого рода, не мог рассчитывать в родной империи ни на то, ни на другое. Зато он был хитер, талантлив и умен. В общем, типичный темный, шпионом которых он и служил в империи светлых. А затем вернулся и стал правой рукой темного владыки, правившего в ту пору. Томонирэль подавил несколько восстаний, утопив бунтарей в крови. Словом, на родине Эрриана его уважали.

— Знаешь, мне кажется, что сей монумент оказался тут потому, что у нашего бургомистра — непомерная гордыня, а скульптор и историк очень хотели денег. Оттого автор памятника закрыл глаза на нетипичную для эльфа внешность, а летописец — просто закрыл глаза и не стал читать древний свиток до конца, а сам придумал биографию для типа с вполне подходящим под заказчика именем.

Я осеклась, поймав на себе внимательный взгляд синих глаз. Лунный смотрел неотрывно на мои губы. И, сдается, думал совершенно не о памятнике. Сильные чуткие пальцы невесомо коснулись моей скулы, я сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Внутри сладко екнуло, нахлынули воспоминания: мы вдвоем в темноте моего дома, и его руки на моем теле, его горячее дыхание у меня на шее.

— Магда… Ты напоминаешь мне Хеллвиль. Загадочная, непостижимая и немножко сумасшедшая. И что удивительно, я тоже не прочь сойти с ума. Здесь, вместе с тобой.

Я поспешно приложила свой палец к его губам, заставляя замолчать.

— Не стоит произносить такое вслух. Эйта всегда рядом.

— Ты ее боишься?

— Я ее знаю. Хорошо знаю. И именно поэтому говорю: не стоит. Помнишь, что я рассказывала тебе о сумасшествии? Ему нужно поддаться. Но не сдаться. Каждому поцелованному безумием суждено провалиться в лабиринты. Но чтобы найти из них выход — нужно знать, ради чего ты должен выбраться оттуда. И тогда ты вернешься. Только так, и никак иначе.

При этих словах грудь опалила печать. Клятва, данная рыжей. Сейчас я ее практически нарушила, пытаясь объяснить темному, как пройти по тонкой грани сознания.

— Что с тобой? — Он подхватил меня, не дав упасть.

Последнее, что я помню, это грохот, с которым о наледь мостовой ударился котел. А потом меня накрыла тьма.

В себя я проходила медленно. Ощущения были странные. Во-первых, удобно. Слишком удобно, не так, как на тюфяке в моей скромной постели. Во-вторых, подозрительно тепло, если учесть, что окно в спальне разбито вестником. В-третьих, кажется, простыни подо мной шелковые. Еще раз провела по ткани рукой. Точно шелк! Где я? И что со мной?

Я осторожно открыла глаза и огляделась. Темнота… Можно только догадываться, чему принадлежат размытые силуэты. Слегка рассеивала мрак лишь тонкая полоска света под дверью.

В теле еще чувствовалась слабость. Но желание узнать, где я и что вообще происходит, не давало покоя. Встала с кровати и поняла: особо меня не раздевали, платье было на мне. Но больше всего я порадовалась даже не ему, а тому, что на мне остались полосатые шерстяные гольфы. Потому как ступать босиком по холодному полу не хотелось, а башмаков рядом с постелью не обнаружилось.

Подошла и взялась за ручку. Дверь отворилась бесшумно, а я едва не заорала от неожиданности. В коридоре был бургомистр. Лишь спустя пару мгновений я поняла, что это всего лишь портрет. Наш славный градоначальник на сей раз был в образе сказителя древности и что-то декламировал слушателям, а те алчуще внимали. Ну и буйная же фантазия у художника! Да лэр Томонир заикался каждый раз, когда толкал речь перед народом, отчего та норою растягивалась до потери терпения! Хеллвильцы развлекались тем, что ставки делали, доберется бургомистр до конца или рукой махнет. Если доберется, то за сколько ударов колокола. И чем закончится его выступление помимо заикания: смачным сморканием, одышкой или провалившимся помостом. Помост, к сожалению, провалился единожды (не без моей скромной помощи), и я тогда выиграла на тотализаторе целый сребр! После того случая охрана в полном составе получила по морде за разгильдяйство и потерю бдительности, несколько начальников слетели с постов. Оставшиеся преданно «рыли копытом землю» и так усилили ту самую бдительность, что к помосту теперь даже мухи подлетать боялись. А жаль — ставка на провал мэра взлетела до небес.

Еще раз оглядев портрет, я с облегчением выдохнула. Ясно, куда меня занесло. Вернее, занес один тип! Я захлопнула дверь в комнату и отправилась на поиски двух темных экспроприаторов, захвативших сей особняк. Немного поблуждав, услышала едва различимый гул голосов где-то внизу, вышла к лестнице и спустилась на первый этаж.

Дверь в гостиную была прикрыта, но звуки доносились именно из-за нее. Я остановилась у тяжелой створки, подняла руку, чтобы постучать, но до того, как костяшки ударили о мореный дуб, вдруг резко замерла, услышав голос Джерома:

— Да ты в своем уме, Эр? Зачем тебе вообще сдались эта глушь и эта выжженная ведьма? Ты сказал, что она объяснила тебе, как обойти проклятие. Ты теперь все знаешь, и я тебе всегда готов помочь. Избавимся от него. Ты вернешься в столицу.

Я так и застыла статуей с занесенной для стука рукой. Глубокий вдох. Выдох, который я усилием воли пыталась растянуть как можно дольше. В идеале — на вечность. Уже раскрытая ладонь медленно опускалась. Лишь несколько свечей в настенных канделябрах рассеивали глубокие тени коридора. Ночная тишина, покой в особняке. И бешеное пламя в моей груди.

А Джером не умолкал:

— Эр, теперь ты освобожден от личной клятвы императору. Но главное — мне не придется тебя убивать. Ну же! Нормальная жизнь, о которой ты так мечтал. Страстная красавица Инара, что заждалась тебя при дворе императора. Она надеется, что ты справишься с чернословием, вернешься и предложишь ей стать твоей женой. Подумай только! Роскошная лэрисса с сильным даром, немалым приданым. И почти верная — те несколько интрижек не в счет, — что среди темных редкость.

Послышался скрежет, звон разбившегося стекла и поспешное смуглого:

— Дай договорить! Зачем тебе нищая ведьма, у которой почти нет дара? А тот, что остался, — светлый, и…

Раздался звук короткого удара. А после него что-то сломалось — то ли мебель, то ли челюсть, то ли остатки совести пожирателя.

— Не лезь. Не в свое. Дело, — отчеканил Эрриан.

Его холодный, угрожающий голос пробирал до дрожи. Даже я, стоя за дверью, нервно сглотнула.

— Вот как? — чуть удивленно спросил Джером спустя несколько напряженных мгновений.

— Именно, — отрезал Эрриан. — Я сам разберусь. И с проклятием, и с тем, кто хочет меня убить. А ты не лезь. И не вздумай тащить за собой Магду. — Последние слова он прорычал.