Спать хотелось так, что глаза закрывались. На улицах было холодно — почище, чем в Москве. Ветер то ли с Гудзона, то ли с Ист‑Ривер продувал каньоны авеню и стритов насквозь. Местные часы показывали половину девятого, внутренние подбирались к утру. Варя сочла, что на сегодня достаточно отдала дани красотам Нью‑Йорка (и борьбе со сном), и решила вернуться на метро.
Метро ей тоже не понравилось — возможно, это от недосыпа она была настроена крайне скептически. Какие‑то лазы с крутыми ступеньками прямо на перекрестках, внутри потолки низкие, словно в хрущобе. Разовый билет тянул на три бакса. Варвара поразмыслила и купила недельный за тридцать один «зеленый». Неделю всяко проваландаться здесь придется, а вот месяц не хотелось бы, хотя месячный и выходил на круг гораздо дешевле — сто шестнадцать. Нет, нет, недельный — самое то. Она рассталась еще с тремя десятками. «Грины» (как говорили во времена ее детства) летели один за другим.
В вагоне было полно народу, и все вокруг антивандальное, из нержавейки: скамейки, стены, поручни. Варя вышла на нужной станции и, слава богу, быстро нашла свой отель. Поднимаясь в лифте, вспомнила, что ничего так и не приобрела на завтрак. «Ладно, — решила, — в номере вроде есть кофеварка. Кофейку дерну, а еды куплю, возвращаясь с пробежки».
Да! Завтра утром Кононова собиралась на пробежку, чего не делала лет, наверное, пятнадцать — с тех пор как ушла из большого спорта. Больше того, именно пробежка была главной ее целью на первоначальном этапе пребывания в Нью‑Йорке.
Давешний сухорукий мальчик радостно крикнул ей «Хай! Хау ар ю!» — едва она появилась в фойе. Маленько полюбезничав с ним (понимать удавалось примерно половину того, что он говорил, в основном по наитию), Варя вознеслась на скрипучем лифте в номер «найн‑зиро‑ван».
В номере слышны были отдаленные сирены. Кононова поставила будильник на смартфоне на шесть утра местного, скинула покрывало и взобралась на непривычно высокую кровать. Все, хватит. Сегодняшний план по впечатлениям вообще и по Нью‑Йорку в частности она выполнила с лихвой.
* * *
Проснулась безо всякого будильника в пять утра по‑местному — еще бы, по‑московски это означало час дня. Настроение было самым радужным. За окном темно, большой город еще спал, что не мешало ему дышать, ворочаться и временами вскрикивать полицейскими сиренами. Варя выпила кофе — кофеварка здесь была приспособлена для приготовления того напитка, что у нас зовется «американо» — много и некрепко. Термометр (на смартфоне) показывал плюс один. Варя, учитывая ветер с морских просторов, оделась потеплее.
Сухорукий мальчик‑портье, когда Варя выскочила из лифта, посмотрел на нее с уважением и одновременно как на диво‑дивное: надо же, русская, а водку не пьет, медведя не дрессирует, на балалайке не играет — бегает по утрам, как «цивилизованные люди»! Девушка спросила его, как найти Сентрал‑парк.
— Беги вон туда, прямо, и упрешься.
Варя и без того знала, по карте в телефоне. Да на Манхэттене даже без карты заблудиться сложно. «На север с юга идут авеню, — как справедливо отмечал советский поэт, — на запад с востока — стриты». Тогда спрашивала зачем? Для пущей уверенности и чтобы разговор поддержать — увидеть широченную улыбку, услышать пожелание хорошего дня и хорошего джоггинга.
Солнце еще не взошло, да даже не рассвело, а по улице уже поспешали озабоченные люди при полном параде, кто‑то на ходу наворачивал сандвич, прихлебывал кофе. Встречались и такие, как она, бегуны.
Но в Центральном парке джоггеров оказалось выше крыши. Варя сперва даже опешила. Толпа не толпа, но пруд пруди. Бегут, в ушах проводочки наушников, возраст — от пятнадцати до восьмидесяти пяти, видон такой, будто бы каждый не просто бежит, а занят серьезным бизнесом.
Кононова заранее изучила карту парковых дорожек и выбрала то направление, что идет вдоль Пятой авеню. После того как пронеслась от гостиницы до парка, стало жарко, она остановилась, сняла куртку, повязала вокруг пояса. Не спеша потрусила дальше.
Не бегала она давно, но вообще спортивный бэкграунд у Вари был дай бог. В молодости — чемпион Москвы по академической гребле, кандидат, между прочим, в мастера спорта. Она и теперь в клуб захаживала, старалась пару раз в неделю по‑всякому выбираться. В зале качала плечевой пояс, руки и попу, групповой аэробикой занималась и йогой. В качалке вообще обычно фурор производила, не было дня, чтобы к ней в попытке познакомиться кто‑нибудь не подваливал, а то и двое‑трое. И далеко не только кавказцы. Еще бы, статная, мощная, румяная, грудастая, кровь с молоком — если уж взгляд мужской за нее цеплялся, то далеко не сразу отлипал.
В Нью‑Йорке — казалось бы, измученном феминизмом, харрассментом и заботами бизнеса, — творилось, между тем, почти то же самое. Мужички, кто бежал навстречу, так и влипали взглядом в Варину грудь, мерно колыхавшуюся под топиком в такт шагам, пожирали глазами ее пышущее здоровьем, раскрасневшееся лицо, скользили по мощным бедрам. Что скрывать — это было ей приятно.
Единственная проблема — огромное количество встречных и попутных бегунов могли помешать ей заметить того одного‑единственного, ради которого она прибыла в Нью‑Йорк.
А ему — разглядеть ее.
…Беглый олигарх Корюкин находился под пристальным вниманием российской тайной полиции и разведывательного комитета. Агенты постоянно обновляли досье на него. Уровня допуска у Вари оказалось достаточно, чтобы ознакомиться с ним еще в Москве.
Из досье следовало, что постоянно проживает Корюкин в Нью‑Йорке. В одном из домов на углу Пятой авеню и Шестьдесят пятой Восточной улицы у него имеется пентхаус площадью около пятисот квадратных метров. День свой олигарх проводит обычно в этих апартаментах. На ленч или на обед иногда приглашает американских, российских или международных деятелей бизнеса, культуры или политики. Иногда — но очень редко — принимает приглашения на различные мероприятия или приемы, обычно благотворительные. Порой бывает на бродвейских премьерах, чаще на мюзиклах. Ужинает обыкновенно в городе, но предпочтения в ресторанах не имеет. Более того, не выявлено, по каким критериям он всякий раз выбирает заведение, где будет насыщаться — он не пользуется, судя по всему, списками «Мишлена», отзывами сайтов или кулинарных критиков. Сегодня заруливает в довольно затрапезное с виду заведение в китайском квартале, завтра выбирает «мишленовский» ресторанчик на десяток столов в Гринич‑Вилледж, послезавтра — пафосное заведение на Мэдисон‑авеню или в башне Трампа. За ужином он тоже часто встречается с приглашенными лично им гостями.
Постоянно проживает Корюкин вместе со своей четвертой женой, бывшей актрисой Ланой Скобяной, двадцати восьми лет от роду. Почти что всюду — рестораны, приемы, театры, даже деловые встречи — олигарх бывает с нею.
Штат прислуги у Корюкина невелик: шофер, он же телохранитель, горничная, уборщица. Есть еще приходящий учитель английского языка и тренер по сквошу, который дает уроки и ему, и мадам Скобяной. Попытки завербовать кого‑либо из окружения олигарха (меланхолично сообщала сводка тайной полиции) успехом не увенчались. Каких‑либо тайных пороков — наркотики, проституция, детская порнография и тому подобных — за Корюкиным не выявлено.
И только одна привычка делала объект относительно доступным. Увлекающийся спортом олигарх три раза уже участвовал в нью‑йоркском марафоне, однажды стартовал в Бостоне, а также в Лондоне. (И вот только в континентальную Европу не ездил, возможно, боялся ареста и экстрадиции в Россию.) Поэтому Корюкин серьезно занимался бегом. И будучи в Нью‑Йорке — тоже.
Посему место и время (отметила еще в Москве Варя, изучив сводки разведывательного комитета и тайной полиции), когда объект оказывается в одиночестве и теоретически доступен, — раннее утро, Центральный парк. Четыре‑пять раз в неделю, начиная примерно с 6.15 — 6.30, Корюкин обычно бегает здесь по дорожкам — тренировка длится, как правило, от одного часа до двух, и объект пробегает всякий раз от семи до двадцати пяти километров.
