Уголь позволил сконцентрировать в городах фабрики и дома в такой плотности, которую не могли обеспечить органические источники энергии. Благодаря высокому содержанию тепла в антраците фабрики могли работать более эффективно, а рабочие могли сохранять тепло в своих домах. Для большинства городских жителей жизнь с углем была намного проще и предпочтительнее, чем жизнь без него. Пристрастившись к ископаемому топливу, американцы уже не смогли бы его изменить.[733]
Взамен антрацит принес значительные экологические издержки, но они в основном касались только шахтерских поселков. Шахты вырубали леса на холмах, уродовали ландшафт шлаковыми отвалами и загрязняли водоснабжение. Угольная пыль загрязняла дома и одежду. Как и битумные шахты на западе, антрацитовые районы стали зонами жертвоприношений, местами, разоренными ради прогресса.[734]
Если говорить абстрактно, то владельцы шахт и рабочие округа Шуилкилл, расположенного в самом сердце антрацитовой страны, разделяли ценности свободного труда и антимонополизма, но, как это происходило по всей стране, значения, которые они им придавали, расходились. Антимонополизм и свободный труд имели множество разновидностей. Рабочие требовали контроля над условиями своего труда и большей доли выручки. На требования рабочих операторы отвечали утверждениями о праве независимых производителей контролировать свою собственность и ее продукцию. Шахта, по их мнению, ничем не отличалась от фермы, а шахтер — от полевого рабочего, который должен был стремиться обзавестись собственной фермой. Таким образом, шахтеры Шуилкилла могли осуждать корпорации и бояться их вторжения на угольные поля и почти на том же дыхании осуждать профсоюзы за ограничение их свободы.[735]
Шахтостроители заявили, что имеют право определять порядок работы шахты, потому что она принадлежит им. Именно их собственность и состояние подвергались риску. Но при добыче угля риску подвергались как жизни шахтеров, так и имущество владельцев. Чаще всего шахтеры погибали в одиночку или небольшими группами при обрушении перекрытий в шахтах или обвалах в туннелях; но они также погибали в зрелищных авариях, часто из-за утечки газа. В 1869 году взрыв и пожар на шахте Стьюбена, эксплуатируемой компанией Delaware, Lackawanna, and Western Railroad, унес жизни 110 шахтеров. Те, кто не погиб под землей, часто умирали от шахтерской астмы и болезни «черных легких». Горнодобывающая промышленность была опасна везде, но в антрацитовом регионе шахтеры умирали в три раза чаще, чем в угольных шахтах Великобритании. Только в округе Шуилкилл в период с 1870 по 1875 год погибли 556 шахтеров и 1667 получили травмы. Шахтеры пытались компенсировать слишком реальные риски с помощью пособий на погребение и медицинских льгот, предлагаемых их профсоюзами.[736]
Риторическая преданность свободному труду стала хрупким мостом через расширяющийся классовый разрыв. Как говорилось в докладе штата Пенсильвания об антрацитовом регионе в середине 1870-х годов, «линия, разделяющая… [рабочих] от класса работодателей и их более высокооплачиваемых и обеспеченных конфиденциальных слуг, таких как управляющие, кладовщики, клерки и т. д., расширялась с каждым днем, пока они не стали настолько же полностью разделены по чувствам, образу мыслей, целям, интересам и симпатиям, как если бы они были отдельными народами по расе и цивилизации».[737]
Конкуренция усугубляла ситуацию, оказывая сильное давление на обе стороны. Антрацитовый уголь добывался на четырех примерно параллельных месторождениях в Аппалачах. Первое, или южное, месторождение находилось примерно в пятидесяти милях к северо-западу от Филадельфии в округе Шуилкилл. Оно было самым продуктивным и самым своеобразным, поскольку операторы были в основном мелкими производителями, работающими на арендованных землях. На северном и западном месторождениях доминировали и владели транспортные корпорации — сначала каналы, а затем железные дороги.
И рабочие, и независимые производители осознавали снижение своего благосостояния и статуса в конце 1860-х и в 1870-х годах. Производство антрацита превышало спрос, а цены на уголь были недостаточно высоки, чтобы гарантировать прибыль или привлечь инвестиции. Независимые производители угля на южных антрацитовых месторождениях объединились, надеясь регулировать производство и снизить затраты. Они протестовали против железнодорожных тарифов, но не могли легко повлиять на них. Затраты, которые сразу же оказались под их контролем, были связаны с рабочей силой. В 1869 году владельцы шахт создали Антрацитовый торговый совет страны Шуилкилл, чтобы снизить заработную плату. В ответ на это рабочие организовали профсоюз, но заботы Рабочей ассоциации Сент-Клера (Workmen’s Benevolent Association of St. Clair, WBA) выходили за рамки заработной платы. Профсоюз пытался внедрить слабый восьмичасовой закон, принятый в Пенсильвании в 1868 году, и добился принятия закона о повышении безопасности на шахтах. Он также пытался ограничить производство и повысить цены на уголь. Хотя WBA и Торговый совет продолжали бороться друг с другом, они договорились о скользящей шкале, по которой зарплата рабочих росла и падала в зависимости от цены на уголь. В результате возникли враждебные, но странно симбиотические отношения между владельцами и шахтерами, которые обвиняли в проблемах региона железную дорогу Филадельфии и Рединга и посредников. Периодические забастовки шахтеров создавали дефицит и повышали цену на уголь, но шахтеры поддерживали свою зарплату только ценой длительных периодов безработицы и постоянного снижения уровня жизни. Владельцы шахт в частном порядке признавали, что профсоюз был единственной организацией, способной ограничить производство и повысить цены, что и было целью владельцев шахт.[738]
Франклин Гоуэн, глава компании Philadelphia and Reading Railroad, стремился остановить эту разрушительную спираль. Как и многие бизнесмены, он не терпел либеральных банальностей о laissez-faire. Он считал, что день индивидуального собственника в угольной промышленности прошел; только комбинации могут добиться успеха. В начале 1870-х годов он начал скупать угольные участки по мере их появления на рынке, а затем сдавать их в аренду отдельным операторам. Ридинг ссужал деньги на улучшение шахт, чтобы добывать более чистый и качественный уголь. Гоуэн не одобрял высокие цены на уголь; он хотел, чтобы цены на уголь были достаточно низкими, чтобы вытеснить конкурентов и позволить экспансию на новые рынки.[739]
Эта тактика потерпела неудачу, и, поскольку антрацитовые железные дороги теряли деньги на каждой тонне, которую они перевозили, Гоуэн принял совершенно другую стратегию. После безуспешных попыток привлечь Тома Скотта и Пенсильванскую железную дорогу, в 1873 году он заманил конкурирующие железные дороги — Leigh Valley Road и Lackawanna — в картель, чтобы разделить рынок и поддерживать цены. Картель установил базовую цену в 5 долларов за тонну в Нью-Йорке и успешно ее поддерживал. Хотя, получив контроль над углем, компания Reading накопила огромный долг, следующие два года были удачными для картеля. Железные дороги утверждали, что картель — единственный способ обеспечить стабильные поставки и создать стабильность, необходимую для привлечения капитала.[740]
Однако к концу 1874 года, когда депрессия подорвала спрос на уголь, картель начал терять способность поддерживать базовую цену. Гоуэн выступил против профсоюза. Картель объявил о снижении заработной платы на 10–20 процентов по всему антрацитовому региону. Гоуэн атаковал WBA, чтобы снизить заработную плату, а значит, и издержки, и прекратить перебои с перевозкой угля в Ридинге, вызванные забастовками. WBA дала отпор в ходе длительной забастовки 1875 года, которая продолжалась всю первую половину того года, но она боролась с могущественной корпорацией, а не с многочисленными разделенными владельцами. Триумф Гоуэна уничтожил профсоюз. Его гибель высвободила демонов, которые преследовали регион со времен Гражданской войны.[741]
