Примерно половина населения Нью-Йорка жила в пределах узкого пояса, протянувшегося на полторы мили между Каналом и Четырнадцатой улицей. Они обитали в фекальной раковине несчастья. Уровень младенческой смертности в доходных домах был в два раза выше, чем в частных домах, а в 1860-х годах в Нью-Йорке было больше смертей (40 на 1000), чем в любом городе западного мира. В 1867 году в городе был принят закон о регулировании доходных домов, но его соблюдение было еще одним вопросом. Таммани-Холл, демократическая организация, которая обычно контролировала партию и город, практически ничего не сделала для того, чтобы снизить высокую арендную плату за грязные квартиры, которую вымогали жадные до денег домовладельцы, грязные улицы, переполненные канализационные трубы, преступность и отвратительные санитарные условия, которые были проклятием нью-йоркской бедноты.[441]

Нью-Йорк также был центром консолидирующейся американской буржуазии в европейском понимании этого слова: самосознательного высшего класса, который сформировался после поражения Юга, отчасти в ответ на пролетаризацию города. В Нью-Йорке купеческая элита времен антебеллума, связанная с Югом, хлопком и Демократической партией, уступила место новому классу, чье богатство было связано с промышленностью и финансами. Некоторые промышленники и железнодорожники, например Корнелиус Вандербильт, сделали свои деньги в Нью-Йорке. Другие, как Хантингтон, переехали в Нью-Йорк, чтобы быть ближе к инвестиционным банкам и Вашингтону, округ Колумбия. Второй уровень богатства — адвокаты и руководители — окружал их, а ведущие семьи вступали в браки. Буржуазия 1860–1870-х годов считала себя олицетворением лучших классов.[442]

Все, что происходило в Нью-Йорке, преумножалось. В городе выходили ведущие газеты страны, а также Ассошиэйтед Пресс, которая, агрегируя новости, все больше определяла, какая информация дойдет до американского народа в целом. Новости из Нью-Йорка, реклама из Нью-Йорка и рассказы о Нью-Йорке стали повсеместно появляться в других городских газетах и газетах небольших городов.[443]

Как Нью-Йорк возвышался над другими американскими городами, так и Уильям Марси Твид — Босс Твид — и Таммани Холл возвышались над Нью-Йорком, особенно в карикатурах другого либерала, Томаса Наста. Наст изобразил Твида крупным и властным, но в то же время коварным и хитроумным. Он всегда был жадным и вороватым. Тигр Таммани, на одной из самых известных карикатур Наста, пировал на Республике, а Твид, как римский император, смотрел на это.

Наст превратил Твида в карикатуру — удивительно эффективную карикатуру, — которая стала причиной его падения, но только после того, как Твид начал оступаться. До этого момента Наст был лишь помехой. Твид был более сложным человеком, чем его создал Наст. По своей коррумпированности, жадности и способности связывать воедино государственный и частный капитал он не сильно отличался от Хантингтона или Джея Гулда. В самом деле, Гулд не смог бы создать кольцо, разграбившее железную дорогу Эри, или избежать последствий своего золотого угла без помощи судей, контролируемых Таммани.

Твид стал первым современным боссом городской политической машины. У него будет много подражателей. Рост Твида был чуть меньше шести футов, но при этом он весил 300 фунтов и носил бриллиант, «который сверкал, как планета, на передней части его рубашки». В нем был целый клубок противоречий. Шотландско-ирландский пресвитерианин, он возглавлял организацию, в которой преобладали ирландские католики. Он мог доминировать в зале, но не на публичной трибуне. Как оратор, он часто был бессвязен. Он мог быть грубым и вульгарным, но не курил и не пил. Он был семьянином, любил жену и детей и щедро жертвовал на благотворительность. Суровой зимой 1870 года он лично пожертвовал 50 000 долларов на покупку еды для бедных. Его враги осудили это как совестливые деньги, заявив, что за день он украл больше этой суммы. Личные пожертвования Твида были лишь струйкой в потоке денег, в основном государственных, которые «Твид Ринг» направлял в частные благотворительные организации и школы, в основном, но не исключительно католические.[444]

Как и большинство успешных боссов, Твид был посредником, а не диктатором. Он объединил столицу штата в Олбани, где обычно доминировали республиканцы, и Нью-Йорк, вотчину демократов. До прихода Твида и после его ухода штат Нью-Йорк делал все возможное, чтобы ослабить Нью-Йорк. Законодательное собрание штата ослабило власть городского правительства, контролируя его устав и нагружая его независимыми комиссиями. Это не было уникальным явлением: городские власти теряли власть на протяжении большей части Позолоченного века. Чтобы по-настоящему управлять Нью-Йорком, требовалось контролировать безнадежно громоздкое городское правительство и законодательное собрание штата. Твид сделал и то, и другое. Он доминировал над Таммани-Холлом через сеть демократических клубов в каждом округе и районе собрания. Таммани, в свою очередь, контролировал Нью-Йорк. Сам Твид не занимал никаких должностей в городе, но он был сенатором штата и председателем сенатского комитета по финансам штата. Губернатор почувствовал влияние Таммани. Используя так называемую «Кавалерию черной лошади» — группу законодателей-республиканцев и демократов, продающихся по самым высоким ценам, — Твид управлял законодательным собранием. В 1870 году Твид использовал свою власть для принятия «Хартии Твида», которая наделяла правительство Нью-Йорка гораздо большими полномочиями.[445]

Твид понимал, что республиканский идеал однородного гражданства был иллюзией, и в этом он отражал убеждения своих иммигрантов. Патрик Форд, американский радикал ирландского происхождения, работавший в газете Уильяма Ллойда Гаррисона «Liberator» и вышедший из движения аболиционистов, чтобы стать редактором «Irish World», писал: «Этот народ не един. По крови, по религии, по традициям, по социальным и бытовым привычкам их много». Твид управлял городом, раздираемым классовыми, этническими и религиозными противоречиями. Им можно было управлять с помощью коалиций, но не путем апелляции к гражданскому республиканизму или общим ценностям. В Нью-Йорке Твид объединил бизнесменов и кишащую иммигрантами бедноту. Господство над городскими властями дало «Кольцу Твида» около двенадцати тысяч рабочих мест, которые оно распределяло в основном через демократические клубы. Рабочие места доставались политически амбициозным людям и рабочей бедноте. Хартии и контракты на общественные работы вознаграждали его союзников среди бизнесменов и банкиров, независимо от того, были ли они республиканцами или демократами. Все финансировалось за счет продажи городских облигаций, переговоры по которым вели городские банкиры. Город был огромной коррупционной сделкой, которая до начала 1870-х годов приносила прибыль и низкие налоги бизнесу и грабежи Таммани-холлу, который обеспечивал свою власть, распределяя часть прибыли между своими членами через контракты, работу и благотворительность.[446]