В дни, предшествовавшие выборам 1868 года, среди белых жителей Огасты поползли слухи о том, что вооруженные чернокожие придут, чтобы выжечь их. Такие слухи были распространены по всему Югу. Разговоры об этом и о выборах преобладали в беседах Эллы, причем она общалась как с белыми, так и с черными. Элла Томас и чернокожие женщины, работавшие у нее в качестве служанок, не занимали официального места в политике, но они были погружены в нее. То, что вольноотпущенники в подавляющем большинстве были республиканцами, было для нее очевидным. Ее молодой слуга Нед рассказал ей, что «дядя Мак сказал, что если у него будет сын, который захочет стать демократом, то он перережет ему горло». Вольноотпущенники знали, что белые их боятся; они также боялись насилия со стороны белых. Они планировали идти на выборы всей компанией, чтобы защитить себя.[217]
В дневнике Томаса эти дни разворачивались как сцены в мелодраме: действие происходило на кухне, в гостиной и в подвале под домом. В одной из сцен в дом ворвался ее муж в пальто, покрытом паутиной, и отослал Неда, чтобы тот не подслушивал. Он был под домом, ползал по нему, пытаясь услышать разговоры чернокожих слуг. Встревоженный и сбитый с толку, он встревожил и сбил с толку слуг, сообщив им, что «они» придут сжечь дом этой ночью. Элла Томас не подслушивала слуг. Она прошла на кухню и заговорила с ними. Она сказала им, что белые люди не хотят проблем, но будут сражаться. Патси, одна из служанок, ответила, что будет стоять на стороне своего мужа Боба, радикала. Такие чернокожие женщины, как Пэтси, стали домашними силовиками республиканцев по всему Югу. Они закаляли мужчин, позоря тех, кто уступал давлению белых, и бросая мужей и любовников, голосовавших за демократов. Элла Томас втайне восхищалась этим. Она говорила своим чернокожим сотрудникам, что рада их освобождению.
Мистер Томас подслушал этот разговор, когда снова скрывался под половицами.[218]
Элла Томас писала в своем дневнике: «В душе я не удивляюсь тому, что негры голосуют за радикалов, и убеждать их в обратном было бы против моей совести». Право голоса было в их руках, и кто «может гарантировать, что они когда-нибудь снова получат его? Если женщины Севера однажды обеспечили мне право голоса, хотя это может быть „честью, навязанной мне“, думаю, я должна дважды подумать, прежде чем голосовать за то, чтобы у меня его отняли». Эти слова она не смела произносить за пределами своего дома.[219]
В день выборов в Огасте произошли столкновения между разъяренными толпами чернокожих и белых. Появились федеральные войска, а полиция арестовала несколько чернокожих. Казалось, это восстановит спокойствие, но затем выстрелом из толпы был убит Альберт Руффин, заместитель шерифа и белый радикал.[220]
Это насилие было мягким по сравнению с тем, что происходило в других местах. В сентябре в Олбани на юго-западе Джорджии Демократический клуб молодых людей заказал и получил пять ящиков револьверных винтовок. Когда 150 вольноотпущенников и несколько женщин прибыли в Камиллу в округе Митчелл на республиканский митинг, они массово вышли на защиту с целым набором старых ружей, палок и пистолетов, к которым у них не было боеприпасов. Около половины были безоружны. Шериф приказал им не входить в город с оружием. Они отказались. Белые, ожидавшие их, были отряжены в армию и имели револьверные винтовки. Они почти в упор стреляли в митингующих на городской площади. Они преследовали убегающих с собаками. Расстрелы и избиения продолжались несколько дней. Во время нападения и в последующие дни погибло не менее десяти и не более пятидесяти вольноотпущенников. У чернокожих республиканцев был выбор: бежать, быть убитыми или голосовать за демократов. Сеймур победил в Джорджии.[221]
Терроризм также помог демократам провести Луизиану. Вооруженные белые в округе Сент-Ландри убили до 200 чернокожих в ходе кампании. Генерал, командовавший армией, отказался вмешиваться, вместо этого предупредив чернокожих держаться подальше от избирательных участков. Он радовался, что «восхождение негров в этом штате подходит к концу». По результатам расследования, проведенного Конгрессом, число погибших на выборах в штате составило 1081 человек. Чтобы противостоять насилию, генерал Мид и генерал Томас, несмотря на отмену военного положения, направили войска для защиты избирательных участков. Войска достигли достаточных результатов, чтобы террор достиг своей цели только в Луизиане и Джорджии; в других штатах выборы выиграл Грант. Господство республиканцев на Севере в основном сохранилось. Грант получил безопасные 53 процента голосов по стране и победил в коллегии выборщиков со счетом 214–80.[222]
После инаугурации Гранта большая часть Юга вернулась в Союз. Только Вирджиния, Техас и Миссисипи не были приняты в Союз. Принятие Джорджии в Союз будет отменено, когда она исключит чернокожих представителей из законодательного собрания. Реконструкция вряд ли была закончена, но она продолжится с восстановленными республиканскими правительствами на большей части Юга.
После выборов Конгресс в 1869 году направил Пятнадцатую поправку в штаты для ратификации. Она отменяла ограничения на право голоса по признаку «расы, цвета кожи или прежнего подневольного состояния». Необходимое количество штатов ратифицировало ее в 1870 году. Дуглас провозгласил это как завершение «великой революции». Однако это была не та поправка о всеобщем избирательном праве, которую Элла Томас хотела принять в частном порядке, а многие северянки, участвовавшие в движении против рабства, — в публичном. Наличие или отсутствие отдельных слов имело огромное значение. Слово «граждане» исключало китайцев, поскольку они не имели права на гражданство. А отсутствие слова «пол» в допустимых исключениях означало, что штаты могли отказывать женщинам в праве голоса, как это сделали все территории, кроме Юты и Вайоминга. В 1870 году в ответ на Пятнадцатую поправку жители Мичигана внесли простое, но далеко идущее изменение в свою конституцию 1850 года. Они вычеркнули слово «белый».[223]
Стремясь к дерационализации гражданства, Реконструкция подчеркнула его гендерную принадлежность. Не было единого набора прав. Существовал один набор прав для мужчин и другой, меньший, для женщин. Ничто не говорило об этом яснее, чем вездесущий брачный контракт, который скреплял мужскую власть и женское подчинение. Юридически женщины соглашались подчиняться и служить своим мужьям в обмен на защиту. Однако брачный контракт был уникальным договором. В соответствии с правовой доктриной ковертюра личность замужней женщины была подчинена личности ее мужа. Его решения были ее решениями; ее собственность была его собственностью. Он был публичным лицом семьи и нес юридическую ответственность за нее и их детей. Мужское достоинство, как с юридической, так и с культурной точки зрения, означало защиту и поддержку; женское достоинство означало служение и повиновение. Поскольку личность, собственность и автономия жены растворялись в личности мужа, она не могла заключать никаких других договоров. Таким образом, брачный контракт лишал жену права заключать будущие контракты. Хотя в годы, предшествовавшие Гражданской войне, законодательные органы несколько смягчили ковертуру и позволили легче выйти из нее путем развода, только незамужняя совершеннолетняя женщина имела правовое положение и полный контроль над своим имуществом.[224]
Для меньшинства белых женщин, которые одновременно были либералами и активно боролись за права женщин, такое гендерное разделение либерализма было бессмыслицей, а для женщин, которые долгое время активно участвовали в движении за отмену смертной казни, неудача с введением всеобщего избирательного права казалась предательством. Белые женщины-суфражистки создали в 1866 году Американскую ассоциацию равных прав, но Пятнадцатая поправка разделила их. Люси Стоун стала лидером Американской ассоциации женщин-суфражисток, которая выступала за распространение избирательного права на чернокожих мужчин. Элизабет Кэди Стэнтон и Сьюзен Б. Энтони, которые боролись за то, чтобы права чернокожих и права женщин были связаны между собой, выступили против Пятнадцатой поправки, пока женщины не получат право голоса. Они чувствовали себя преданными Уэнделлом Филлипсом, который убеждал их в том, что настал час чернокожих и что женское избирательное право невозможно в нынешнем поколении, и отказывал им в доступе к средствам для проведения кампании за всеобщее избирательное право. Они считали избирательное право женщин реальной возможностью. Дискуссия приобрела уродливый характер. Стэнтон противопоставила «приходящий нищеты, невежества и деградации» вольноотпущенников богатству, образованию и утонченности женщин республики. Затем она выступила с нападками на иммигрантов и рабочий класс и заявила, что лучше «быть рабом образованного белого человека, чем деградирующего, невежественного черного». Стэнтон и Энтони создали Национальную ассоциацию за права женщин. Стэнтон вступила в союз с Джорджем Фрэнсисом Трейном, ярким и коррумпированным промоутером железной дороги Union Pacific Railway, который еще более откровенно, чем Стэнтон, объединил расизм и женское избирательное право, а затем в 1868 году поддержал демократов и Фрэнка Блэра, согласившись с Блэром в том, что избирательное право для черных мужчин гарантирует изнасилование и насилие над белыми женщинами.[225]
