В начале 1890-х годов Северная Каролина представляла собой одну из возможностей для Юга, но шансы против политического приспособления, особенно на глубоком Юге, оставались велики. Элла Гертруда Томас, красавица из Джорджии, которая боролась с изменениями, вызванными Гражданской войной в конце 1860-х годов, продолжала бороться и в 1880–1890-х годах. Ее семья, имущество которой было заложено до предела и осаждалось должниками, погрузилась в благородную бедность. Ее муж, приверженец «Потерянного дела», оставался неэффективным. Очевидно, он пил. Она преподавала в школе и писала.[1786]
В 1880-х годах она стала реформатором. Она вступила в WCTU и считала, что умеренность приносит пользу чернокожим женщинам так же, как и белым. Она осуждала домашнее насилие и обращение с женщинами в тюрьмах. К концу 1890-х годов она стала президентом Женской суфражистской ассоциации Джорджии. Она писала статьи, пропагандирующие женское образование и осуждающие домашнее насилие. Она поддержала законопроект Блэр, обещавший улучшить образование чернокожих на Юге. Ее реформы охватывали и чернокожих, но она зашла так далеко. Она присоединилась к Объединенным дочерям Конфедерации, приняла Джим Кроу и, похоже, никогда не писала публично о линчевании.[1787]
Линчевание и «Джим Кроу», как считали белые южане, были центральными элементами реформ Юга и расовых отношений. В 1890 году Луизиана ввела «Джим Кроу» с помощью закона о раздельных вагонах, который разделял железнодорожные вагоны по расовому признаку. Этот закон возмутил всех чернокожих, но особенно сильно он оскорбил многочисленную, процветающую и хорошо образованную общину смешанных рас в Новом Орлеане. Одна из многих трудностей при определении расы и введении сегрегации заключалась в том, что расовое происхождение не всегда было очевидным, и это особенно проявилось, когда большая часть Юга перешла к правилу одной капли: любое африканское происхождение определяло человека как черного. Гомер Плесси был на одну восьмую афроамериканцем, как стали называть себя преуспевающие чернокожие, и он согласился выступить в качестве истца, оспаривающего закон о раздельных вагонах как нарушение Четырнадцатой поправки. Внешне он казался белым, настолько, что спокойно ехал в полностью белом вагоне первого класса, пока его расстроенная команда юристов не сообщила кондуктору и железнодорожной компании, что он черный, и его не выгнали. Вопрос заключался в том, нарушает ли закон Джима Кроу как привилегии и иммунитеты, так и положения о равной защите Четырнадцатой поправки.[1788]
Адвокат Плесси, Альбион Турги, романист, старый радикал и коверный, рискнул оспорить закон в деле «Плесси против Фергюсона», которое рассматривалось в Верховном суде в 1896 году. Поскольку Верховный суд все больше полагался на диссенцию Стивена Филда по делу о бойне, чтобы превратить Четырнадцатую поправку в инструмент защиты собственности, Турги определил белизну как собственность, которая имеет «реальную материальную ценность». Это было наследство, «самый ценный вид собственности, являющийся главным ключом, который отпирает золотую дверь возможностей». У Плесси, потомка белых людей, была четкая «репутация» белого, поскольку белые не признавали его черным. Таким образом, его лишили собственности, которая должна быть защищена в соответствии с Четырнадцатой поправкой. Турги утверждал, что большинство белых людей «предпочли бы смерть жизни в Соединенных Штатах в качестве цветного».[1789]
Аргументы Турги показали, какой поворот приняла Четырнадцатая поправка. Поправка, направленная на обеспечение расового равенства, вместо этого стала броней для собственности и свободы договора. Это заставляло чернокожего, который мог сойти за белого, претендовать на собственность в белом цвете, чтобы получить защиту от расовой дискриминации, которую поправка изначально была призвана предотвратить. Лучшим выходом для него было заявить, что его лишили возможности заниматься своим делом. Турги и Плесси привели умный и очень печальный аргумент, но проиграли.[1790]
В деле «Плесси против Фергюсона» (1896 г.) Верховный суд подтвердил различие между юридическим и социальным равенством. Судьи апеллировали к ряду прецедентов, использовавшихся для обоснования разделения чернокожих и белых в школах. По мнению суда, чернокожие и белые биологически различны, а цвет кожи обозначает несхожие темпераменты. Это установлено природой, а не законом, и предрассудки в отношении чернокожих настолько глубоко укоренились в народе, что никакой закон не мог их изменить. Государство не могло заставить белых людей общаться с чернокожими, но оно могло и должно было обеспечить равные условия для обеих рас. Таким образом, была создана доктрина «раздельного, но равного», закрепившая «Джим Кроу» на многие поколения вперед.[1791]
Что касается утверждения Плесси о том, что белая кожа — это собственность, то суд с ним согласился. Это так, и белый человек не может быть лишен ее без компенсации.
Если белый человек был «назначен в вагон с цветными, он может подать иск о возмещении ущерба против компании за то, что его лишили так называемой собственности. С другой стороны, если он цветной человек и его так назначили, он не лишился никакой собственности, поскольку не имеет законного права на репутацию белого человека». Плесси не был белым человеком; он не был лишен ничего. Репутация цветного человека как такового ничего не стоила. Суд не мог выразиться яснее.[1792]
Плэсси подчеркнул, насколько непрочно было положение и уважение чернокожего среднего класса. Образование Гомера Плесси, его положение, деньги, даже цвет кожи не защищали его от дискриминации со стороны общества. Он был черным. Это было все, что имело значение. На Юге раса — независимо от того, как она определялась законом и насколько противоречиво в разных штатах, — была главнее класса. Она также превосходила пол. Женщин, бросивших вызов Джим Кроу, насильно удаляли из сегрегированных помещений.
Ида Уэллс впервые столкнулась с Джимом Кроу в конце 1880-х годов. В 1883 году она подала иск против компании Chesapeake and Ohio, дороги Хантингтона, после того как ее насильно вытолкали из вагона для белых дам, несмотря на то, что она купила билет первого класса. Она не унималась, кусала и царапала кондуктора, который с помощью белых пассажиров вытащил ее из вагона. Уэллс бросила вызов системе Джима Кроу — узаконенной сегрегации, установившейся на всем Юге. Она подала иск и выиграла его в судах низшей инстанции, но затем решительно проиграла в апелляции.[1793]
Уэллс представляла собой викторианскую смесь правильности и яростного бунтарства против убийственного неравенства Юга, и ее язык и поступки не вызывали симпатий у всех членов черной общины Мемфиса. В начале своей карьеры она похвалила Букера Т. Вашингтона за его осуждение слабых стандартов служения для чернокожих, и осуждала священников и учителей, которые не соответствовали ее стандартам. Священнослужители, в свою очередь, осуждали ее. Ее критика в адрес чернокожих лидеров вызывала кровь, но она была слабой по сравнению с ее нападками на линчевание и его белых виновников.
Линчевание — казнь обвиненных преступников толпой или одержимыми без официальной юридической санкции — было старой американской практикой, но только в 1880–1890-х годах оно стало ассоциироваться почти исключительно с Югом. До 1880-х годов линчевание было наиболее распространено на Западе. Западные мстители утверждали, что они вмешиваются только тогда, когда разрушается правовая система, и это утверждение практически определило практику. Большинство таких заявлений были ложными. Западные линчеватели убивали уже осужденных за преступления людей, чтобы сэкономить на тюремном заключении или казни, а также ссылали и иногда казнили политических соперников и членов угрожающих социальных групп. Представление о линчевании как о героической реакции на нетерпимые беспорядки было гораздо сильнее, чем факты, которые его подтверждали. Оправдание линчевания оставалось неизменным даже тогда, когда жертвами становились в подавляющем большинстве чернокожие, а сама практика была сосредоточена на Юге.[1794]
