День выборов 1876 года стал первой в истории Америки попыткой создать единый день, в который все избиратели страны могли бы проголосовать: вторник после первого понедельника ноября в четные годы. Из-за некоторых положений конституции штата попытка не увенчалась полным успехом, но была близка к этому. Демократы жестоко подавляли чернокожих избирателей в некоторых районах Юга, но среди белых избирателей выборы 1876 года показали самый высокий уровень участия в голосовании за всю историю Америки.[776]

Хейс выставил демократов, особенно католиков и южан, врагами однородного гражданства. Одержав победу над сектантскими школами, он получил пост губернатора Огайо и номинацию от республиканцев, а затем поспорил, что у лошади хватит выносливости, чтобы донести его до Белого дома. Хейс выдвинул себя кандидатом на всеобщее бесплатное государственное образование, без государственной помощи сектантским школам. Он заявил, что правительство не имеет права вмешиваться в дела религиозных сект, но «столь же верно, что религиозные секты не должны вмешиваться в деятельность правительства или политических партий».[777]

Хейс выдвинул свою кандидатуру еще по двум вопросам: денежный вопрос, которого он не смог избежать, и государственная служба. Он выступал за «честные деньги», что означало возврат к золотому стандарту. В стране, переживающей серьезную дефляцию цен, он беспокоился об инфляции; в стране, где должники впадали в отчаяние, он отстаивал интересы кредиторов. Реформу государственной службы он тоже проводил из принципиальных и моральных соображений, но на кону стояли и практические интересы. Право назначения, которым по Конституции обладал президент, перешло к Конгрессу, создав систему патронажа, которая превратила занятие должности в награду «за заслуги перед партийными лидерами». Это, хотя он и не говорил об этом, способствовало укреплению власти государственных машин, таких как машина Роско Конклинга в Нью-Йорке.[778]

Демократы-южане, оставшиеся дома в 1872 году, пришли на избирательные участки в 1876 году. Демократы также увеличили общее число голосов на Севере, особенно в четырех северных штатах, где победил Тилден: Нью-Йорке, Индиане, Нью-Джерси и Коннектикуте. Хейс взял Огайо и весь Средний Запад, за исключением Индианы, но Тилден взял Нью-Йорк, а его подавляющее преимущество на белом Юге принесло ему примерно на 250 000 голосов больше, чем Хейсу. В ночь выборов Хейс лег спать, будучи уверенным, что проиграл, поскольку у Тилдена уже было 184 из 185 голосов выборщиков, необходимых для победы.[779]

В течение следующей недели Хейс продолжал думать, что его победили, но его оперативники продолжали работать. Они понимали, что выборы сведутся к спорным голосам в южных штатах, все еще находящихся под властью республиканцев: Южной Каролине, Луизиане и Флориде. Они были полны решимости победить в этих штатах, где голоса были поданы, но еще не утверждены «возвращающими комиссиями», отвечающими за подтверждение результатов выборов. В борьбе за голоса выборщиков в этих штатах на поверхность всплыло все то, что скрывалось за коррупцией, неудачами и разочарованиями американской политики в течение предыдущего десятилетия. Демократы использовали мошенничество, насилие и принуждение, чтобы подавить голоса чернокожих, а республиканцы использовали собственные махинации и контроль над комиссиями по подсчету голосов, чтобы переиграть демократов. Даже демократы согласились с тем, что Хейс победил в Южной Каролине на коррумпированных и жестоких выборах, где количество поданных голосов превышало количество взрослых мужчин. С Флоридой и Луизианой все было гораздо сложнее. Во Флориде сначала вмешались суды, а затем новое демократическое законодательное собрание, что привело к трем различным подсчетам: один — за Хейса, два — за Тилдена. В Луизиане глава избирательной комиссии, углядев главный шанс, попытался продать результаты тому, кто больше заплатит, но, хотя есть некоторые свидетельства того, что обе стороны покусились, они не клюнули. Попытка провалилась. Оба штата отдали свои голоса выборщиков Хейсу.[780]

Когда Хейс одержал победу во Флориде, Южной Каролине и Луизиане, он, казалось бы, вырвал победу у Тилдена, но демократы оспорили и признали недействительным одного из выборщиков в Орегоне, в результате чего кандидаты оказались в тупике, имея по 184 голоса в Коллегии выборщиков. После того как 6 декабря Коллегия собралась для голосования, Конгресс должен был еще собраться и подсчитать голоса. В этот момент спор приобрел невероятно сложный характер из-за туманной формулировки Двенадцатой поправки. Она предусматривала подсчет голосов выборщиков, а также правовой и конституционный статус совместных правил Конгресса, которые позволяли оспаривать результаты голосования выборщиков. Были ли эти правила конституционными? Действовали ли они вообще, если Сенат отменил их, а Палата представителей — нет? Решит ли исход выборов председатель Сената, представитель Мичигана Томас Ферри, подсчитав голоса, и в этом случае победит Хейс? Или же выборы будут переданы в Палату представителей демократов, где победит Тилден?[781]

На фоне угроз насилия дела в стране застопорились. Джордж Макклеллан, демократ и первый командующий Потомакской армией, замышлял заговор, собирая войска для похода на Вашингтон, и союзники Тилдена призывали кандидата к решительным действиям. Эти же союзники не считали его способным на решительные действия. Даже Джон Бигелоу, доверенное лицо Тилдена, считал, что «человек, которого каждое утро и вечер в течение часа или около того должен оттирать человек, который каждое утро должен брать клистир, чтобы проехать… как можно ожидать, что такой человек будет [требовать президентства] и окажется, возможно, в конце концов в тюрьме?». Но кандидат, не желавший угрожать сопротивлением в декабре, по мере развития кризиса становился все более решительным.[782]

Том Скотт, который никогда не избегал грязи, если это было выгодно, вмешался в ситуацию. Он хотел получить дополнительную федеральную помощь для Техасской и Тихоокеанской железной дороги и обещал обеспечить голоса южных демократов для Хейса в обмен на обещание поддержать субсидии для этой железной дороги. Неясно, были ли у него голоса. Хейс так не считал и не давал никаких обещаний. Что еще более важно, газетчики и лоббисты — иногда эти два понятия были синонимами — обещали обеспечить голоса южан, если Хейс поклянется не использовать федеральные войска или маршалов для обеспечения соблюдения федеральных законов о гражданских правах и избирательных правах.[783]

Переговоры сошли на нет, поскольку обе стороны, понимая, что республиканский Сенат может завести в тупик демократическую Палату представителей и наоборот, пытались создать Федеральную избирательную комиссию из представителей Верховного суда, Сената и Палаты представителей, чтобы разрешить кризис. Каждая сторона торговалась, делала ставки, и ставка свелась к одному человеку: Джозеф Брэдли, помощник судьи Верховного суда. Все знали, как проголосуют остальные члены комиссии. Спор развернулся вокруг партийной лояльности. Каждая сторона отказалась от своих принципов. Республиканцы отстаивали права штатов: голоса избирателей, справедливо или несправедливо решенные, ратифицировались штатами. Конгресс не может их оспаривать. Демократы утверждали, что Конгресс имеет право и полномочия заглянуть под результаты голосования и убедиться в их честности и справедливости. Дебаты можно свести к одной простой фразе из Позолоченного века. «Мошенничество порочит все», — утверждал демократ Джеремайя Блэк. «Нет, не порочит», — ответил судья Верховного суда республиканец Стэнли Мэтьюс.[784]