С трудом вытянув на берег обмякшее тело человека, он втащил его в первый этаж башни. В силу необходимости Кафнутдинов на время покинул свой пост и сбежал по лестнице к радисту.

Тот стоял около расстеленной плащ-палатки и сгибом локтя вытирал мокрое лицо. У ног Гудзя лежал без сознания плотный мужчина в ботинках, трусах, флотской тельняшке и спасательном жилете поверх нее.

— Наверно, летчик… капитан Петров, — еще не отдышавшись, высказал свое предположение Гудзь. Сержант Кафнутдинов метнул на радиста горячий взгляд:

— Растирать человека надо! — и отбежал к аптечке.

Нашатырный спирт подействовал безотказно. Мужчина мутным взором посмотрел на склонившихся над ним пограничников, потом взгляд его стал осмысленным.

— Где я? На берегу?

— Живой, совсем живой! — обрадовался Кафнутдинов. — Это он вас вытащил, — указал сержант на Гудзя.

— Спасибо… — слабо улыбнулся спасенный. — Летчик я… капитан Петров.

Он попытался приподняться на локте и бессильно упал.

— Лежите, пожалуйста. Скоро доктор будет, чай будет — все будет.

Кафнутдинов отошел к лестнице и поманил к себе Гудзя.

— Ты сейчас же радируй на заставу. А я пойду… В журнал еще записать надо…

— Потом все заодно запишем.

— Полагается сразу… Ну, смотри за ним.

Кафнутдинов ушел наверх. Гудзь подошел

к рации.

— Там в лодке мой баллончик остался, — встрепенулся спасенный, — принесите его, пожалуйста, это очень важная вещь.

— Не пропадет, — заверил капитана Гудзь. — Но, коли важный… — пограничник вышел из помещения.

Тогда спасенный, легко поднявшись, по-кошачьи скользнул за ним, выглянул из дверей и метнулся назад — к рации. Схватив проволочку, зубами содрал изоляцию и накоротко замкнул клеммы батарей питания. Разрядив таким образом батареи, он выбросил проволочку и вернулся на свое место.

А Гудзь тем временем подошел к шлюпке, вынул из нее синий баллон со стрелой и вернулся с ним в башню. Спасенный лежал в том же положении, закрыв глаза. Гудзь склонился над ним:

— Как самочувствие, товарищ капитан?

— Лучше. Сил вот только нету. Грузный я для жилета оказался — пришлось плыть все время. Хорошо еще догадался, пока силы были, брюки да китель сбросить, а то вовсе утонул бы.

Гудзь помог спасенному подняться, довел до постели, уложил, укрыл шинелью.

— Ось так добре будет…

Налил из закипевшего котелка кружку чая, открыл консервы, поставил у изголовья.

— Подкрепитесь, товарищ капитан.

— Спасибо. Хорошие вы ребята. Вот на берег попадем — я уж в долгу не останусь. Далеко до берега-то?

— Далековато. Миль семь с гаком.

— Как же добраться?

— Вечером катер придет, сменяемся мы.

Гудзь подошел к рации, попробовал поработать

ключом, щелкнул выключателем. Контрольный «глазок» не загорелся. Радист пожал плечами, стал проверять контакты подключения питания, предохранители. Найдя причину отказа рации, Гудзь с недоумением и досадой уставился на батареи, буркнул что-то себе под нос и пошел наверх.

Кафнутдинов с автоматом поперек груди тщательно обшаривал в бинокль горизонт. Солнце давно миновало зенит и светило уже под углом к воде. Утихающая зыбь играла в его лучах зелеными, синими, фиолетовыми и желтыми оттенками, резала глаза ослепительными бликами.

Море было пустынным. Вдалеке часа два тому назад прошел рыболовецкий сейнер — и все. Но на душе у пограничника почему-то росло беспокойство, и он настороженно всматривался в просторы глухо рокочущего моря.

Заслышав шаги, Кафнутдинов обернулся.

— Не мог передать радиограмму, батареи совсем сели, — доложил Гудзь и, заметив на камне журнал, добавил: — Там еще баллончик у меня лежит, который при спасенном был, запишем?

— Какой еще баллончик?

— Ось такий, — показал руками Гудзь, — металлический, синий, с блакитной стрелкой…

— Безобразия! — вскипел вдруг Кафнутдинов, заговорив с заметным акцентом. — Почему сразу не сказал про баллончик? Почему ушел от задержанного?..

— Да что ты расшумелся, Кафнутдиныч? Какой он задержанный, он — спасенный. Человек назвал себя, рассказал, кто он, что он, все правильно. А ты…

— Прекратить разговоры, товарищ сержант! Шагом марш бегом на место и держать глаз на задержанном все время!

— Слушаюсь!

Через некоторое время Кафнутдинов с высоты своего поста наблюдал, как спасенный тихо прогуливался по острову, а Гудзь, сидя на камушке, следил за ним взглядом.

Новый знакомый оказался веселым и простецким человеком: рассказал Гудзю несколько забавных историй из своей летной жизни, пару армейских анекдотов.

Спасенный, насвистывая, подошел к берегу, остановился, поставил ногу на камень и долго созерцал море, как бы любуясь им. Заодно он осмотрел шлюпку, что покачивалась на волне у берега, и искоса взглянул на пограничника. Тот сидел, рассматривая белые прожилки в маленькой темносерой гальке.

Зевнув, спасенный побрел обратно к башне. Гудзь поднялся и направился туда же. Его остановил окрик с вышки:

— Товарищ сержант! Что за беспорядок, почему весла в лодке оставили? А если волна унесет?

Гудзь с удивлением посмотрел вверх на Кафнутдинова: весла у них всегда хранились в шлюпке наготове, но промолчал и, взяв весла, поспешил догнать своего подопечного.

В круглом, как юрта, помещении летчик снова растянулся на постели. Гудзь, стесняясь открыто наблюдать за офицером, стал возиться с аппаратурой и время от времени посматривал на летчика. Тот вроде как задремал.

Проверяя и протирая аппаратуру, Гудзь раздумывал о сегодняшнем событии на островке и о своем к нему отношении. С одной стороны, сержант понимал правильность позиции, какую занял Кафнутдинов, но, с другой стороны, осуждал старшего пикета за «солдафонство». Конечно, коль скоро пограничники вытащили из воды неизвестного человека, то, независимо от того, есть у него документы или нет, пограничники не должны оказывать ему доверия, а обязаны обходиться с ним, как со всяким задержанным. Но ведь в данном случае задержанный был вовсе не задержанным, а спасенным и вполне определенным лицом, назвавшим свое имя, звание, профессию, которые точно соответствовали сведениям, полученным пикетом от начальства. Есть ли основания не доверять офицеру? Нет, конечно, Кафнутдинов малость того — перегнул…

От таких размышлений Гудзя вернуло к действительности неприятное ощущение чужого пристального взгляда. Сержант резко обернулся: спасенный явно направлялся к тому месту, где на табурете лежало оружие его спасителя. У Гудзя захватило дыхание. А летчик, потирая ладонью горло и морщась, взял кружку, зачерпнул из бочонка пресной воды, неторопливо напился и улыбнулся сержанту.

— Проклятая соль. Наглотался морской воды, теперь горло дерет — страсть! Гудзь почувствовал облегчение.

Снаружи раздался крик Кафнутдинова:

— С юга у острова всплывает подводная лодка!

Летчик поспешил к входу, но радист опередил

его и, схватив оружие, заслонил собой дверь:

— Товарищ капитан, не полагается.

Тот пожал плечами и отступил усмехаясь. Гудзь встал в дверях так, чтобы можно было наблюдать и за летчиком и за тем, что происходило снаружи.

Подводная лодка всплыла почти у самого берега. На мостике появилась фигура офицера. Золотом сверкнули погоны капитана третьего ранга. Подводник приветственно махнул фуражкой:

— Здравствуйте, орлы-пограничники! Вы тут из моря никого не вытащили?

— Здравия желаем!.. Есть, вытащили, товарищ капитан третьего ранга! — весело отозвался Гудзь.

— Капитан Петров здесь!.. — сразу закричал летчик.

Дробь каблуков по каменным ступеням прервала его. С вышки сбежал Кафнутдинов:

— Прекратить разговоры! Запросить парольный отзыв лодки!

Старший пикета занял место Гудзя, а тот схватил флажки, выбежал из помещения на берег и не очень быстро замахал ими. Офицер-подводник некоторое время иронически наблюдал за тем, как «пишет» Гудзь, а потом сердито оборвал его:

— Ну чего вы мне тут под носом размахались? Ослепли, что ли? Не валяйте дурака и быстро давайте сюда товарища капитана — нам некогда!