Этого для очерка, конечно, было мало, и Эрике пришлось навестить ученую еще несколько раз. Следовало соблюдать такт, не касаться вопросов, которых Ирма явно избегала. К тому же она все это время была страшно взволнована – здоровье матери с каждым часом ухудшалось, теперь все надежды возлагались на лекарство, которое невозможно достать, и вообще точно неизвестно – существует ли уже такое лекарство, или над созданием его еще только работают в лаборатории… Во время одного из своих посещений Ирмы Эрлер журналистка встретила у нее офицера – сына. Стройный, со смелым взглядом, уверенными, сильными движениями спортсмена, он кого-то напоминал Эрике, хотя кого именно – она никак не могла припомнить. Эта встреча навела на разговор, которого ранее Ирма так избегала: о том, кто когда-то был любим ею, об отце Ганса Эрлера.

Из-за зеленого абажура лампы Эрика видела прекрасное лицо Ирмы, ее полные печали глаза. Говорила она тихо, еле слышно и как бы не для Эрики, а просто так, перебирала в памяти события прошлого, – так дошла до того, что, естественно, сильно интересовало Эрику Келлер как журналистку… Он уехал утром в свою часть и не вернулся. Она ждала его еще несколько дней, потом к ней явился посыльный из штаба, она хорошо помнит его фамилию – Гюнтер Курц, и вручил ей послание от полкового начальства ее возлюбленного, в котором ее извещали, что волей фюрера предстоят исторические события, в которых ее любимый, во имя величия Германии, примет участие. Из этого послания следовало: человека, которого она беззаветно полюбила, уже нет в пределах третьего рейха. Тогда она уехала, условившись с хозяином гостиницы о том, что он передаст ее письма человеку, ставшему ее мужем, когда тот явится, – она почему-то не сомневалась, что он будет разыскивать ее. Вскоре началась война, танковые корпуса Гитлера ворвались во Францию… Затем – «Восточный поход»… Много раз обращалась к хозяину гостиницы, но тот неизменно отвечал, что ее муж больше у него не появлялся, и возвращал ей ее письма. Что же могло произойти? Она много думала над этим: или он отказался от нее потому, что происходил из знатной семьи и родные восстали против их брака, или погиб на фронте. Против первого предположения говорило то обстоятельство, что он, собственно, понятия не имел о ее происхождении, семье, убеждениях, ни о чем ее не расспрашивал, – им как-то было не до того; а в гибель на войне ей упорно не верилось, сердцем она все это время всегда чувствовала его живым, рядом с собой. Ирма Эрлер мечтательно сказала:

– Мы были так безрассудны… Он даже не знал моего настоящего имени. Он звал меня Лоттой… – женщина счастливо засмеялась: видимо, она действительно всегда чувствовала любимого рядом с собой, хотя не видела его много лет.

– Как его имя? – машинально спросила Эрика.

– Рихард, – Ирма Эрлер произнесла это как эхо.

– Что? – Эрику Келлер точно ударило электрическим током: – так вот кого напоминал ей Ганс Эрлер! Неужели мелькнувшая в ее мозгу догадка правильна? Нет, нет, не может быть…

– Почему он называл вас Лоттой? – спросила она, уже зная, какой услышит ответ.

– Мы встретились в гостинице «Великая Шарлотта»…

Эрика вспомнила, как совсем недавно она танцевала там с генерал-полковником графом Рихардом фон Шулленбургом… Неужели это все-таки так и есть? Но в ее представлении никак не увязывались суровый и замкнутый Шулленбург и Ирма.

– Вы что-нибудь знаете? – Ирма впилась в нее глазами.

Эрика долго молчала.

– Возможно, – сказала она наконец. – Мне почему-то кажется, что я его знаю, но боюсь утверждать это сколько-нибудь решительно, разочарование бывает значительно хуже долгого ожидания.

– Нет, нет, вы должны сказать… – взмолилась женщина.

Не скрывая своих сомнений, Эрика высказала мелькнувшую у нее догадку – сходство Ганса с генерал-полковником Шулленбургом было просто поразительно.

– Я должна видеть этого человека, – загорелась Ирма Эрлер. – Я поеду с вами в Западную Германию.

Эрика Келлер постаралась отговорить ее от такого шага: ведь может быть сходство чисто случайное – и тогда она не только испытает разочарование, но и окажется в весьма неудобном положении. К тому же не следует забывать: доктор Эрлер не просто женщина, но и ученый, да еще в области атомной физики, поездка на Запад может причинить ей огорчения и неприятности. Ирма слушала Эрику, но по ее отсутствующему взгляду та видела, что она думает о другом. Ирму волновала не только возможность разыскать любимого, но и крайне тяжелое состояние больной матери.

Чтобы как-то успокоить ее, Эрика сказала:

– Завтра я возвращаюсь домой… Постараюсь встретиться с фон Шулленбургом и… Если это тот человек, которого вы ждете все эти годы, – он сам устремится к вам; если нет… я сообщу вам.

На этом и расстались. А на следующий день, проходя с Гроссом по одной из улиц Западного Берлина, Эрика увидела в такси доктора Эрлер. Зачем она здесь, почему рискнула перейти сюда из восточного сектора, неужели она все-таки решила съездить в ФГР? Надо во что бы то ни стало задержать ее, убедить, возвратить домой!

Такси, в котором ехали Эрика и Герман Гросс, неотступно следовало за Ирмой Эрлер. Вот ее машина остановилась у подъезда особняка. Эрлер ступила на тротуар, двери открылись прежде, чем она успела нажать на кнопку звонка: ее здесь ожидали. Эрика и Герман в недоумении посмотрели друг на друга, нет, тут что-то не то, – если бы Ирма покинула территорию ГДР для поездки в ФРГ, ей незачем было бы забираться на окраину Западного Берлина, вот в этот особняк. Решили оставить такси и подежурить на улице, – авось что-нибудь и прояснится, однако выполнить это свое намерение не успели – у подъезда круто затормозил черный лимузин, из которого поспешно выскочил и бросился к дверям мужчина, при виде которого Гросс не мог удержаться от тревожного восклицания:

– Оскар Шванке!…

Теперь времени терять нельзя, одним им все равно тут ничего не сделать, – очевидно, профессора атомной физики Ирму Эрлер под каким-то предлогом все-таки сумели заманить сюда. Эрика дала шоферу новый адрес, и их машина быстро скрылась за поворотом.

Утром раздался телефонный звонок. В трубке шелестел старческий голос коллеги покойного отца еще по Геттингену. Ирма знала старика со времен своего детства, привыкла относиться к нему с безграничным доверием. Старый друг семьи поинтересовался научной деятельностью Ирмы, пожурил за то, что она совсем забыла о нем, трогательно расстроился, услышав от нее о том, что мать ее лежит в больнице в почти безнадежном состоянии. Долго кашлял в трубку, сморкался, вздыхал, жаловался на возраст, недуги, а затем вдруг вспомнил: для излечения матери Ирмы теперь имеется эффективный препарат. Верно – достать очень трудно, но при желании… У кого же достать этот чудесный препарат? Дай подумать, он что-то слышал… опять в трубке раздавались всхлипы, вздохи. Старик в конце концов вспомнил: да, конечно, такое лекарство есть у его давнишнего приятеля, который проживает в Западном Берлине. Препарат он приобрел у американцев, – у этих всегда все достать можно… Приятель – человек дряхлый, богатый, но страшный скряга: за препарат он, наверное, заломит большую сумму. Ирма заранее соглашалась уплатить любые деньги, умоляла помочь. Через час старый друг снова позвонил и сказал, что с большим трудом ему удалось-таки упросить приятеля уступить Ирме часть имеющегося у него американского снадобья. Эрлер немедленно отправилась по указанному ей адресу в Западный Берлин.

Она быстро поднялась по ступеням парадной лестницы и была несколько удивлена предупредительностью слуг – ее ожидали здесь. Но еще более удивилась она, когда в ответ на просьбу проводить к хозяину дома услышала, что тот отсутствует, но с минуты на минуту явится.

Хозяин появился почти вслед за ней, но, к ее удивлению, он оказался вовсе не глубоким стариком… Она даже усомнилась, туда ли попала? Нет, все правильно. Хозяин усадил Ирму Эрлер в кресло, в дальнем углу кабинета, за маленьким столиком и принялся угощать ее чаем. Она рассматривала его несимпатичную костлявую физиономию, прыщеватый лоб с залысинами, редкие волосы, глубоко запавшие в орбиты мутные глаза и не могла отделаться от впечатления, что когда-то, при каких-то обстоятельствах уже встречалась с этим человеком…